Лестница Нэмуро

— Людям стоило бы смириться и с благодарностью принимать то, что уготовал им Господь, — сказал Микагэ, и эта женщина — Токико — печально усмехнулась в ответ.

Через пару дней он услышал, как один из сотни его молодых коллег бросил приятелю: «Да у нас тут прямо мужской монастырь!» Микагэ подумал о Европе, спрятанной в дремоту средневековья. Ему представились холодные непроницаемые стены и люди, укрывшиеся за ними — погруженные в себя и блаженно одинокие в своем заявленном братстве, склонившиеся над страницами бесконечных манускриптов. Религия не интересовала его, но он решил, что ничего не имеет против монастырей.

Чем дольше он говорил с Токико, тем чаще ему вспоминалась увиденная когда-то статуя: тонкая женская фигура, закутанная в просторные одежды, потупленный взгляд и ладони, сложенные для молитвы. На ее груди горело красное сердце — яркая вспышка среди белизны. Нежность и чистота, думал Микагэ. Спокойный свободный разум. Он никогда не был склонен к праздным играм воображения, но теперь то и дело ловил себя на смутной мысли: чем он сам отличается от писца-скриптора, заточенного в крошечной келье? «Я здесь только ради работы», — напоминал он себе, но этого уже не хватало. Отпечаток рта Токико на кофейной чашке тоже пылал алым.

Он познакомился с младшим братом Токико, и в эту же ночь ему приснился тревожный, но бесконечно радостный сон о комнате, где царил полумрак. Микагэ лежал на промозглых плитах, раскинув руки и прижавшись щекой к влажному щербатому камню. Подняв голову, он увидел перед собой знакомую статую: теперь ее сердце пронзали мечи, а на голове сиял венец из двенадцати звезд. Изваянная из мрамора держала на руках ребенка, завернув его в собственное покрывало, и в ее взгляде было не умиротворение, но скорбь.

Она смотрела на Микагэ блестящими глазами Токико. В тот миг, когда он понял это, статуя ожила и улыбнулась ему — такой ласковой улыбки он никогда не видел наяву, и его переполнил страх пополам со счастьем. Двигаясь легко, словно ступая по облакам, мраморная Токико сошла с пьедестала и склонилась над Микагэ, показывая свою ношу — мальчика, похожего на нее. «Подари Мамии вечность, — прошептала Токико; ее голос казался пением. — Я этого желаю».

Всегда упорядоченные эмоции теперь выходили из-под контроля, рождая странные видения. Микагэ проснулся, и на его губах неслышно звенели два слова: «вечность» и «служение».

Проходя по коридору, он заметил, что двое мальчишек пересмеиваются и держатся за руки — ему пришлось одернуть себя, чтобы не сделать им вслух укоризненно-ханжеское замечание. С каких пор он стал вмешиваться в чужие жизни? Но все же...

«Перестаньте. Разве не знаете, как почетно и прекрасно отдать свои силы, вручить мысли и чувства одной лишь ей?»

И зрелище, и собственный безмолвный отклик на него оставили во рту кисловатый привкус неискренности. Все это не имело ничего общего с моралью. Правда была в том, что Микагэ боялся назвать «ее» — слишком много имен роилось в его сознании.

Наука? Ложь.

Дева? Матерь? Бессмыслица.

Токико?

Слабая сладкая боль.

«Я впервые дал обещание. Или вернее будет — принес обет?»

Когда председатель Отори явился к нему и предложил кольцо-печать, Микагэ вспомнил легенды о проклятых монахах, продавших души в обмен на запретное искусство: они могли превратить любой металл в золото, а при желании — создать эликсир вечной жизни. Прежде Микагэ не задумывался об алхимии и подобных ей лженауках, отмахиваясь от бесполезных цветистых фантазий. Теперь же он понял, что такой договор стоил любых последствий, если и в самом деле мог быть исполнен.

Он искал председателя и быстро нашел его. Токико — эта женщина — сидела на коленях у Отори Акио, любителя звезд; они страстно целовались, и Микагэ не видел ее глаз.

Что ж, его сделка будет скреплена чужой кровью.

Он надел кольцо и взял зажженный подсвечник.

Белый

Они несутся по лестнице, толкают и душат друг друга, и несколько человек падают, не удержавшись на бегу. Товарищи по несчастью топчут их — слышен хруст костей. Глаза выходят из орбит, белки лопаются, растекаются отвратительной жидкостью. Бледные лица разогревает огонь, кожа идет пузырями и трескается, с шипением выпуская наружу жир.

Из удобренной земли вырастают первые ступени лестницы, стремящейся к закату.

Красный

Кто-то разбивает кулаки и срывает ногти, пытаясь выломать дверь. Рты, открытые в надрывном пронзительном крике, быстро темнеют, звук переходит в хрип, языки поджариваются, точно еда на веселом пламени костра. Кровь закипает в жилах, тела розовеют и покрываются багровой коркой. Разливается душная вонь печеного человеческого мяса.

Каждая ступень создана из мертвой плоти, в каждую ложится бессмертная душа.

Черный

Щеки и лбы упавших превращены в грязное месиво, носы расплющены подошвами ботинок, истлевшая кожа обтягивает черепа. Те, кто бежал по ним в отчаянной надежде выбраться, скорчились у входа обгорелыми манекенами. Руки и ноги обуглены, пальцы торчат засохшими, криво обрубленными ветвями.

От начала и до конца — эта витая лестница построена на гробах.

Микагэ неотрывно смотрел на отблески пожара, мечущиеся в высоких окнах.

Он поклялся совершить невозможное и сделал это ради нее. Пусть она взойдет по телам добровольных — ведь они заключили контракт? — добровольных жертв и вознесется, чтобы быть вместе с братом.

Она, женщина и сестра.

Она, Токико.

«Но... Здесь что-то не так. Где же ее брат? Куда он пропал?»

— Мамия-кун? — Микагэ обернулся, и действительность расплавилась в адском огне.

— Путь для тебя уже приготовлен.

Анфи протянула руку — черная роза коснулась груди Микагэ.

«Спи до поры, страдалец и убийца, спи крепко, изгнанник из дома блаженства. Спи с камнем под головой, спи с камнем над головой. Лестница, возведенная тобой из праха, соединяет землю и небеса.

Однажды по ней поднимется ангел».

Atanvarnie

• Главная
• Фантворчество
• Фанфики
• Atanvarnie
• Лестница Нэмуро