Ведьма и чудовище
- Автор: Grey Kite aka R.L.
- Бета: Шаманка Ингрид
- Размер: драббл, 940 слов
- Пейринг/Персонажи: Химэмия Анфи, Отори Акио, упоминается Тэндзё Утэна
- Категория: джен (намеки на гет и фем)
- Жанр: драма
- Рейтинг: PG-13
- Краткое содержание: Немного о том, как Анфи приняла решение покинуть Академию.
- Примечание/Предупреждения: нечто вроде "пропущенного эпизода", возможен ООС
Спустя промежуток, лишенный времени, она вновь открыла глаза.
Что-то было не так.
Что-то было совершенно иначе, но она — поднимаясь с темной, глубокой постели, надевая очки и улыбку, поправляя складки на школьной юбке и разглаживая морщины на вечно юном лице, — еще не могла понять.
Что-то было не так — словно мировая ось накренилась и сдвинулась, открыв взгляду незнакомые звёзды.
Но она по-прежнему была здесь. В центре мира, замка, арены — с распахнутым сердцем, готовым вновь лечь священной жертвой в фундамент установленного порядка. Ось мира-сада, острое лезвие, беззвучно должна была войти в ее грудь.
Она ждала, но ничего не происходило.
И тогда она посмотрела вверх.
Созвездия на куполе неба больше не были ей знакомы.
Небо вообще не было больше куполом. Только небом.
Вечером первого — десятый, сотый раз первого — дня она, как обычно, пришла к нему.
Он улыбнулся.
— Здравствуй, Анфи.
— Здравствуй, брат, — она кивнула, а он всё продолжал улыбаться. Так, словно совершенно ничего не заметил. Не услышал — в отзвуке тихих шагов, в отсутствии извечного запаха пряной крови.
Она украдкой провела пальцами по блузке, над грудью — там, где медленно затягивался старинный рубец.
Она решила, что подождет.
Дни приходили и уходили. Она поднималась в башню и спускалась оттуда, бродила меж дремлющих роз и суетливых подростков, вылавливала значимые крупицы из полноводных рек школьных сплетен.
Он кивал, наслаждаясь звуками ее бесстрастного, как и прежде, голоса, а она всматривалась в него втройне внимательно — может быть, именно сейчас он заметит? Может, это новая игра между ними? Может?..
Дни складывались в недели, недели — в месяцы.
Мозаика — бесконечно древняя, запорошенная песком, со стертыми письменами — медленно обретала цельность под ее пальцами.
«Вы слышали? Слышали?»
«Сегодня дают новое представление!»
«Глубоко-глубоко в лесу стоит замок, и в замке спрятан секрет».
«Кто проклят? А кто спасен?»
«Вы знаете? Знаете?»
…То была жестокая сказка. В ней не было принца; было чудовище. И не было принцессы; лишь девушка, которой не осталось места в мире людей. Люди ненавидели ее, и она платила им тем же. От людей бежала она в темную чащу леса — шипы и колючки рвали ей платье, путались в волосах, раздирали до крови кожу.
Босая и грязная вышла она к старинному замку. Древние ворота открылись, впуская девушку, ставшую похожей на старуху-ведьму.
Во внутреннем дворе росла прекрасная роза.
И чудище охраняло ее.
«В этой розе — жизнь и сила чудес, надежда на прекрасную будущность».
Сверкающий оскал только подчеркивал благородные манеры чудовища, а в желтых глазах светилось отчаяние.
«Мне суждено хранить ее — и никогда не знать ее запаха. Ведьма давным-давно наложила это проклятие. И ты похожа на ведьму».
Девушка ничего не ответила. Ведь она прокляла, в сердце своём, всех и каждого из людей.
«Из замка не уйти, пока цветет роза, но сорвать ее способен лишь тот, кто чист от проклятий».
Чудовище, взмахнув лапой, разодрало лохмотья у нее на груди, и девушка вскрикнула.
«Поможешь ли ты мне, проклятая ведьма? Поможешь ли ты сделать меня свободным?».
На землю, рядом с волшебной розой, потекла кровь.
И девушка осталась рядом с чудовищем, потому что полюбила его.
Нет.
Не так.
Потому что существо, ей подобное, могло бы полюбить лишь чудовище.
...Он, в отличие от нее, был проклят безвинно. И потому единственная надежда, которой могло найтись место в ее пустом сердце — была предназначена для него.
Она отдавалась черному колдовству. Отделяла чужую плоть от костей, плела куколки-вуду и колдовала ночами над серебряным зеркалом, пока шипы зачарованной розы впивались в запястья.
Он улыбался, слизывая с губ ее кровь.
Но разве бывают правильные сказки — без крови?
И ненавистная людям ведьма лелеяла мысль о лживости давнишнего сна, в котором на нее смотрела светловолосая девочка и просила: дождись. Держалась за эту мысль, ударив в спину той самой, так и не повзрослевшей, девочке — со словами, под натиском которых истлели бы любые светлые чувства, если таковым было место между ними двумя.
Она не жалела об этом — да и как могла бы жалеть? Всё, что она делала, было единственно верным… нет, просто: единственным.
У ведьмы нет выбора. Есть только чудовище, которое она кормит.
А потом была протянутая рука — невозможная, как та самая надежда, но бесспорная, как упрямый голос Утэны, — и трещины, побежавшие по скорлупе ее мира, отдались в ушах оглушительным грохотом. Она кричала: «Уходи!» — и совсем не думала о том, кого обещала любить всю вечность. Она кричала, пока кровь сочилась из ее вовеки-мертвого сердца, и не понимала, отчего оно так странно дергается в груди. Она кричала, падая в пропасть, пока мрак отчаяния не обнял ее.
А потом, когда крик затих, она не обнаружила в себе пустоты, которую — за неимением лучшего — могли заполнить вечные лезвия.
Больше не было ненависти. Не было боли.
И проклятия, созданного из них — настоянного на страхе — не было тоже.
Она могла бы обернуться лицом к своему чудовищу и вытащить меч из его груди.
Она могла бы взять его за руку и вывести из черного леса — и ни один острый шип не коснулся бы его кожи.
Она могла бы коснуться зачарованных лепестков — и каждый лег бы в ладонь обещанием небольшого чуда.
Она могла бы.
Если бы только он захотел.
Перемены попросту не укладывались в привычную жизнь состоявшегося чудовища. Тернии и колючка разрослись, заменив стены замка, когда тот обветшал и рухнул под весом лет.
Он ничего не увидит, даже если она по доброй воле обнажит тело, даже если распахнет руки, раскрываясь бесстыдно до самой раны — так полно, как никогда. Он не хочет этого; и значит, ей бесполезно даже пытаться.
Всегда было бесполезно, на самом деле.
Она сняла очки и положила на стол — теперь она слишком хорошо видела и без них.
…Сказку эту придумали потерянные, желавшие снова быть правильными, хорошими и нужными, девочки, которым запрещено было стать Принцессами — и умные, искушенные Чудовища, ненавидящие Принцев, которыми они были когда-то.
И девочки льют воду из золотых леек на бесплодные камни, не зная, как томится по влаге их собственное иссушенное сердце.
Единственное, о чем Анфи теперь жалела — что не поняла этого раньше.
Grey Kite aka R.L.
