Почему я зовусь профессором Немуро

Вы знаете, несмотря на то количество животрепещущих тем, на которые я хотел бы с вами порассуждать, из глубин Интернета (в которые я благополучно вернулся после устранения очередной неисправности локальной сети) внезапно вынырнула еще одна, мимо которой я просто не смог пройти.

Скажу просто: некий человек спросил: что все нашли в этом Микаге? И мне захотелось ответить.

Так и появилась статья о том, почему я зовусь профессором Немуро.

На самом деле я не вполне уверен, что вопрос «а почему, собственно, столь многие симпатизируют Микаге берут его ник?» в полной мере касается и меня. Дело в том, что ведь между Немуро и Микаге ― огромная пропасть, а я все-таки назвался гордым именем человека, а не призрака. Но все же этот вопрос, ― «А почему именно Немуро?», ― показался мне достаточно интересным и волнующим, ведь я уже так привык к этому нику, настолько сжился с ним, что не уделить некоторое внимание причинам, по которым это произошло, было бы просто непростительно. Я хотел бы попытаться разобраться, а разобравшись ― объяснить, почему это так, почему я не только назвался когда-то именем печального профессора, но и собираюсь впредь называться именно так.

Давайте сперва я разовью мысль, скорее всего сразу показавшуюся вам спорной, мысль о том, что Немуро ― это действительно не Микаге, более того ― они есть полная противоположность друг друга. Не уверены? А я скажу вам больше, они не более похожи друг на друга, нежели Диос и Акио, которые также есть одновременно две противоположности и единая личность. Да, я собираюсь провести прямую аналогию! Мне как-то сказали, что каждый персонаж в «Утене» так или иначе подобен одной из граней того удивительного узора, который образовали трое главных героев ― невеста-роза, её падший принц и сама Утена. Что же, отчасти верно это и для профессора Немуро.

Ведь для ангела и для человека причина трансформации светлой сущности в темную была и есть только одна ― грехопадение. Вопрос о том, чей грех погубил светлого принца Диоса, ― людская ли злоба и ненависть, его ли собственная слабость или грех его сестры, слишком сильно его желавшей и ревновавшей, ― остается для меня открытым. Но факт остается фактом ― принц пал жертвой темной силы, и на месте доброго ангела возник исполненный злобы и ненависти Люцифер... И с того дня всякое падение человеческое, свершившееся в Академии, а значит и в мире, стало подобием, образом этого первопадения. И не только образом ― следствием также.

Да, часть той тьмы, которая съедала самого Акио, он сам передавал впоследствии всякому, оказавшемуся в его окружении, похищая души ― и личности ― своих жертв так же, как некогда потерял свою. Также как пал Диос, пал и Немуро, и грехи его, смешиваясь с внешним злом и тьмой, наросли, как снежный ком, смяли, подавили свободную личность профессора, и возникла на его месте марионетка дьявола, также, как некогда сам Люцифер возник на месте светлого ангела.

Но не об этом история Немуро и его мрачной тени по имени Микаге. Я твердо уверен, что главная идея заключается не в сходстве, а именно в различии между этими персонажами. В чем же оно заключается? Прежде всего, в том, что, в то время как ангел, в отличие от человека, делает свой выбор лишь однажды, для человека, пусть слабого, смертного и неразумного, всегда, даже из самой глубокой тьмы, будет обратная дорога. Именно потому и очаровал меня образ профессора Немуро, что стал он для меня воплощением человека, проделавшего с помощью Утены этот путь, путь из вязких глубин мрака к яркому небесному свету.

Да, он ошибался. Да, совершал великое зло. Да, был жалок и ничтожен на фоне «великого и ужасного». Да он был просто человеком, несчастным, растерянным, запутавшимся. Все это, верно, все это, конечно, так. За одним-единственным исключением. Он сделал одну великую вещь ― нашел в себе силы отвернуться от господствовавшей над ним Иллюзии и принять освобождение, которая принесла для него Утена.

Я склонен всем сердцем принять то, что сказала когда-то Токико: гениальность есть дар Божий. А значит, Бог не оставит погибать в грехе того, кто несет на себе такое Его благословение. Следовательно, все-таки восторжествует мысль Александра Сергеевича о том, что «гений и злодейство ― две вещи несовместные». И вот, именно Немуро стал тем, кто подтвердил истинность этой идеи.

Он нашел в себе силы принять своё прошлое. Он признал свои ошибки, перестав искать ложное оправдание, прячась за иллюзорным Мамией.

И он плакал.

Он каялся. Да-да, единственным, кто по-настоящему каялся в лифте-исповедальне, был сам её хозяин. И он ушел из Академии. Как Утена, как Анси, как Токико... Ушел из мира иллюзий, чтобы искать истину... И вечность.

Этот сложный путь, путь от великой тьмы к свету навсегда останется для меня символом надежды, надежды на спасение, надежды, на которую имеет право каждый, независимо от тех ошибок, что приходилось ему совершать в прошлом. Надежды, которая перерастает в твердую веру: смог он, сможем и мы, смогу и я. И веру в то, что даже если мы сами слишком слабы, чтобы бороться с поработившим нас грехом, всегда найдется кто-то, кто нам поможет. Наш грозный и в то же время светлый, суровый, но все же полный любви и милосердия ангел покаяния. Нам, неразумным, иной раз представляется ангел этот врагом нашим, но на самом деле именно он спасает нас от тяжких злодеяний наших. Я думаю, вы догадались, как звали ангела, который явился профессору Немуро.

Утена.

И вот её, именно её имя прославляю я своим ником. Мой псевдоним ― часть моей апологии любимого произведения и любимой героини. Как значок, как картинка десктопа, как плакатик на стене ― для меня это есть ничто иное, как еще один способ заявить о своей любви к Утене, да и просто привлечь внимание к этому сериалу.

«Утена ― это то, что вернуло меня к жизни», ― написал когда-то профессору Немуро человек, которого я ныне имею честь называть своим другом. И имя, имя мое есть символ такого чудесного возвращения, ― как в мире Академии, так и в реальном мире.

Нет, я не отождествляю себя с этим персонажем. Но я ношу его имя как символ, символ великого чуда веры, надежды и любви, символ Утены, символ всего того, что мне дорого в жизни. И я буду продолжать поступать так и впредь.

Аминь.


А еще добавлю вот что ― если в моих словах прозвучало что-то Вам непривычное, то, что, возможно, можно принять за пафос ― я скажу вам вот что. Это было ничто иное как благоговение, почтение, я бы даже сказал, почитание того, что мне дорого и что я весьма высоко ценю в этой жизни. Говорить об этом походя, обыденно, с неким оттенком снисходительного скепсиса ― значит для меня лицемерить перед самим собой. Я же не стесняюсь выглядеть смешным ― или пафосным, ― там, где иначе смотрелся бы циничным.

Как писал Честертон, «Я мог бы показать Землю незнакомой звездой, чтобы увеличить ее значение, но не стану показывать ее маленькой звездочкой, чтобы ее значение уменьшить».

Скажу слово и для тех, у кого, возможно, возникнет отрицательная реакция на особым образом выделенные в этой статье параллели с христианством.

Сказать, будто в «Утене» их вообще не было этих параллелей ― как мистического плана, так и духовно-нравственного, ― значит согрешить против истины.

Другое дело, если вы не желаете их видеть, или же они для вас неактуальны и вы предпочитаете обращать внимание на что-то иное, ― это вполне возможно, но тут дело исключительно в ваших собственных акцентах и в призме вашего жизневосприятия. Но оно, согласитесь, вряд ли может иметь прямое отношение к моим личным впечатлениям и переживаниям, о которых, собственно, и была написана эта статья.