Приоритет укола

  • Переводчик: Альре Сноу
  • Бета: Forion
  • Оригинал: regentzilla, "Right of Way"; запрос на перевод отправлен
  • Размер: мини, 2714 слов в оригинале
  • Пейринг/Персонажи: Арисугава Дзюри/Такацуки Сиори
  • Категория: фэмслэш
  • Жанр: драма
  • Рейтинг: PG-13
  • Краткое содержание: фехтование и яблоки

Влажный хруст, с которым зубы Сиори вонзились в мякоть яблока, заполнил пустой фехтовальный зал доверху, до самого сводчатого потолка. Зубы Дзюри от этого звука заныли, и дрожь пробежала по ее спине — как ни пыталась она сосредоточиться на дыхании и напряженных мышцах. Дзюри всегда задерживалась после уроков фехтования, чтобы сделать растяжку и расслабиться, но обычно она была здесь одна — и Сиори была последней, кого она ожидала увидеть.

— Не хочешь кусочек?

Дзюри повернула голову, глядя на Сиори через плечо. Та устроилась на краешке стула, аккуратно скрестив перед собой тонкие птичьи ноги, протягивая надкушенное яблоко в изящных пальцах. Теплые последние лучи солнца заливали комнату оранжевым сиянием, но лицо Сиори оставалось в тени.

— Нет, спасибо. — Дзюри отвернулась. — Я не беру угощений от незнакомцев.

Она почувствовала — точно движение воздуха, — как Сиори обиженно встрепенулась. Несложно было представить ее лицо с нарочитым отсутствием выражения и то, как она убирает протянутую руку.

— Знаешь, если не есть достаточно витаминов, ты умрешь, — произнесла Сиори медленно и размеренно, но с мрачными нотками в голосе. — Ты хочешь быть хорошей девочкой, или ты хочешь умереть?

Дзюри ничего не ответила.

— Ладно, — выплюнула Сиори — жестче, чем ей хотелось. — А как насчет сразиться по-быстрому?

Это заставило Дзюри снова удивленно обернуться.

— Сразиться?

— Недолго, говорю же. До трех раз?

В голове Дзюри мгновенно замелькали десятки вопросов — в самом деле, не могла же Сиори просто хотеть пофехтовать. Она ничего не делала просто. Дзюри опустила руки из растяжки, позволив им повиснуть вдоль тела, и пристально вгляделась в лицо Сиори в поисках намека на скрытые значения — но не нашла ничего.

Она неторопливо подняла маску со скамьи, куда отложила ее после урока, и заметила, как губы Сиори дрогнули в легкой улыбке. Немного подумав, Дзюри сняла шпагу со стойки у стены. Сиори хмыкнула, заставив Дзюри несколько мучительных секунд подождать у края разметки на полу, и только потом поднялась и взяла свою маску и оружие.

— До трех раз, — согласилась Дзюри, собирая волосы в узел на затылке и надвигая маску на лицо.

Лицо Сиори пробыло освещенным лишь пару мгновений, прежде чем его тоже скрыла маска. Анонимность фигуры напротив, белый костюм и безликая маска — от этого всего холодок пробежал вдоль позвоночника Дзюри, но она решительно задавила это чувство, не позволяя ему достигнуть разума. Поединок. До трех раз. Ничего особенного, она столько раз делала это прежде.

Сиори сдвинула ноги вместе, расправила плечи и подняла шпагу перед лицом — вертикальная линия, идеально разделяющая пополам белый овал маски. Дзюри снова накрыло волной замешательства — салют, сейчас? зачем? — и тут же она поняла, что именно этого Сиори и добивалась.

Дзюри отсалютовала в ответ — скованно и формально, стараясь не менять выражения лица, несмотря на маску.

— En garde, — глухо произнесла Сиори, становясь в стойку; желтый свет заката блеснул на ее клинке.

— Prêt, — ответила Дзюри, принимая зеркальную позу.

Она пыталась сосредоточиться только на предстоящем поединке — стойка, дыхание, угол наклона шпаги, — и мир медленно сжимался вокруг нее, пока не осталось ничего, кроме полосы разметки и пустоты за ней.

— Allez!


***


Когда они были маленькими, они часто уходили играть в лес за домом Сиори.

Дзюри всегда приходила поиграть домой к Сиори — ей каждый раз было странно, когда Сиори приходила домой к ней. Ее семью никак нельзя было назвать бедной, совсем наоборот — но казалось, что у Сиори всегда всего было чуть-чуть больше. Каждая игрушка или книга, которую хотела Дзюри, сперва оказывалась в руках Сиори, прежде чем попасть к ней. Сиори всегда делилась — ведь хорошие друзья должны делиться — и Дзюри каждый раз была счастлива, но в то же время немного смущена.

Неумолчный стрекот цикад летом превращал их домики из ветвей в крепости, в место, где можно было шепотом делиться секретами. Дзюри частенько придумывала свои истории — маленькие шалости, чтобы казаться смешнее, казаться больше похожей на непоседу-Сиори. Она подозревала, что Сиори иногда тоже кое-что выдумывала.

Однажды, когда шатер ветвей, опускающихся вокруг самого старого и толстого дерева, был волшебным лесом, а дом Сиори был их замком, затерянным в туманных далях, Сиори сплела им обеим венки из цветов.

— Я — королева ведьм, — заявила Сиори; мелкие белые цветы усеивали ее волосы, точно снег. — А ты — из одиноких ведьм, которые живут в горах.

Венок Дзюри был чуточку великоват, и из-за него волосы лезли ей в глаза.

— Я не хочу быть одинокой, — сказала она, пытаясь надеть венок поудобнее. — И я не хочу быть ведьмой.

Тогда-то Сиори и обняла ее — крепко и совершенно неожиданно, заставив венок окончательно съехать с головы.

— Не грусти, — тихо выговорила Сиори — почти неслышно за пением цикад. — У тебя всегда буду я.

Когда они наконец вернулись обратно в замок, уже темнело, и Дзюри ждала мама, чтобы отвести домой. Снимая венок, Дзюри укололась о единственный шип, затаившийся среди ворсистых стеблей, и потом несколько дней ходила с забинтованным пальцем.


***


Фехтовальный поединок начался вихрем движений, но вскоре превратился в ритмичный обмен выпадами — взад-вперед, только чтобы прощупать почву, не стремясь достать противника. Дзюри почти сразу же взмокла под шлемом; струйки пота раздражающе щекотали виски. Оставалось только радоваться, что Сиори ее не видит.

Казалось, каждая из фехтовальных фраз Сиори начиналась обманом — и ни одна не заканчивалась так, как должна была. Дзюри была вынуждена сосредотачиваться на всем сразу, от наклона ее плеч до скрипа подошв по полу, чтобы только понять, куда в итоге будет направлен удар. Судя по тому, как Сиори держалась, она ничуть не напрягалась и даже не прикладывала больших усилий, и Дзюри поймала себя на том, что пристально вглядывается в маску, пытаясь рассмотреть за ней хоть какую-то частичку лица — чтобы догадаться, о чем думает Сиори.

Дзюри даже не заметила, как Сиори резко крутанула запястьем — и кончик шпаги уперся в правую руку Дзюри. Ощутив давление, она замерла, глядя в лишенную выражения маску напротив и не находя там ничего. Отступив, она прошагала обратно к началу разметки и снова встала в начальную стойку. Ей отчаянно хотелось поднять руку и вытереть лоб, но если Сиори не собиралась показывать лицо — то и Дзюри тоже.


***


— Я ухожу из Академии Отори.

Дзюри не изменилась в лице:

— А что насчет твоего кавалера?

С крыши главного здания академии была видна едва ли не вся школа. Еще несколько минут назад пейзаж был залит обжигающим светом — золотисто-рыжим, цвета волос Дзюри, — но теперь тускнел, становясь пыльным и блеклым. Сиори стояла рядом с Дзюри, пытаясь придумать, что сказать, пока та смотрела на закат. Несомненно, Дзюри заметила ее, но даже не повернула голову в ее сторону — так и стояла неестественно прямо, опершись о перила на краю крыши.

— Я не хочу о нем говорить, — ответила Сиори, и это было правдой.

Она не хотела говорить Дзюри, что бросила его несколько недель назад. Сиори выводило из себя то, что она так расстраивалась из-за этого: не то чтобы он в самом деле ей нравился, она просто хотела доказать — а что, собственно? Что она ничем не хуже Дзюри? (Это не так). Лучше нее? (Никогда не будет). Что ей не нужна эта дружба из жалости, чтобы быть счастливой? (Но она была нужна ей. Сиори ненавидела ее, но эта дружба была с ней слишком долго, чтобы научиться обходиться без нее). Что она способна на нормальные отношения? (Как смешно).

— Я не хочу о нем говорить, — повторила она, сглатывая ком в горле — как делала всегда, дольше, чем могла вспомнить. — А что насчет нас?

— Нас?

— Нашей дружбы, — Сиори было неловко называть это так. Она не знала точно, во что превратились теперь их отношения, — может быть, они просто наконец начали расходиться в разные стороны. (Может быть, Дзюри наконец просто устала от нее, может быть, ей надоело. У нее был фехтовальный клуб, были поклонники, были друзья — зачем ей теперь Сиори?) Но все-таки казалось неправильным — после стольких клятв в вечной дружбе — просто позволить этому закончиться.

Дзюри всё еще не смотрела на нее.

— Можно ничего не менять.

Но всё уже изменилось, Дзюри должна была это понимать. Сиори кивнула — скорее для того, чтобы убедить саму себя.

— Конечно. Лучшие друзья навсегда, верно?

Дзюри кивнула, качнув своими идеальными локонами. В угасающем свете она казалась выцветшей, потускневшей.

— Лучшие друзья навсегда.

Это были последние слова, которыми они обменялись за несколько лет.


***


Темп поединка неуклонно нарастал. Сиори едва слышала скрип подошв и звон сталкивавшихся клинков за собственным тяжелым дыханием, отдававшимся в замкнутом пространстве маски. (Дзюри, наверняка, даже не запыхалась — что же не так с ней, почему она такая слабая...)

Всё, что делала Дзюри, было четко просчитано. Точно по учебнику. Ее стойка оставалась безупречна, ее шпага не отклонялась от нужного угла, каждое движение было сильным и уверенным, отработанным множество раз. Когда Дзюри стремилась достичь в чем-либо совершенства, это всегда было заметно — именно по тому, что она делала это с такой легкостью.

Сиори, кажется, ни разу не видела, чтобы Дзюри с чем-то не справлялась.

Из-под маски Дзюри выбились несколько прядей, свиваясь в рыжую спираль над ее плечом. Они отвлекли рассеянное внимание Сиори, и за долю секунды, когда она забыла двигаться, Дзюри метнулась вперед — шпага в ее вытянутой руке уткнулась точно в середину левого плеча Сиори.

Ну конечно. Идеально исполненное наказание за ее глупую ошибку.

Развернувшись на каблуках, Сиори вернулась на свой конец разметки и встала в стойку прежде, чем Дзюри успела хотя бы повернуться. Ее лицо под маской пылало, она знала, что ее щеки раскраснелись, лицо заливает пот, она хотела бы сделать перерыв — она не привыкла к таким состязаниям, только к коротким схваткам с другими учениками, — но пока Дзюри продолжала сражаться, Сиори никак не могла позволить себе сдаться.

Она должна продолжать. Должна пробиться через эту невыносимую стену уверенности, потому что она лучше всех знает, какая Дзюри на самом деле.

Она должна победить Дзюри.

(У неё не получится).


***


После того, как она вернулась, после того, как все секреты, которые они хранили столько лет, разом обрушились на них, — Сиори попросила у Дзюри разрешения вступить в фехтовальный клуб Отори.

Дзюри отчетливо напряглась в своем кресле, ее рука замерла над бумагами, которые она просматривала. Сиори успела подумать, что лучше бы она подождала у двери, вместо того чтобы шагать прямо в кабинет студсовета, расправив плечи и напрашиваясь на конфликт. Ложная уверенность в себе еще никогда не приносила ей ничего хорошего.

— Клубы открыты для всех, — сказала Дзюри, не поднимая взгляд.

— Но это же твой клуб, — возразила Сиори. Если Дзюри не хотела с этим разбираться, то Сиори не собиралась извиняться еще раз, но факт оставался фактом: Сиори вторгалась на территорию Дзюри, пусть даже в ее намерениях не было ничего плохого. (Правда ли не было? Способна ли она была вообще ничего не планировать, не строить интриг?)

— Мне все равно, — Дзюри сгребла бумаги в неаккуратную кучу, вытащила из-под них книгу и захлопнула ее — пожалуй, сильнее, чем следовало. — Делай что хочешь.

Первое занятие, на которое пришла Сиори, оказалось напряженным — мягко говоря.

Как бы Дзюри не пыталась смягчить свои удары, она замечала, что ее фехтование становится все яростнее. Под масками ее ученики хранили анонимность, и она не могла забыть, что среди них всегда могла оказаться Сиори. Разумеется, она ни разу не причинила никому вреда по-настоящему — они не зря носили тяжелую защиту и маски и пользовались затупленным оружием. Но иногда чувства, что вскипали внутри нее, жгли руки и грудь и оставались даже после занятий, пугали ее своей силой.

Никто из тех, кто выходил сражаться против Дзюри или Сиори, не мог устоять перед ними — они сметали любого, кто оказывался напротив, просто на всякий случай.


***


Атаки Сиори начали замедляться, а движения Дзюри — становиться небрежными.

Последний раунд тянулся медленно и мучительно. И Дзюри, и Сиори прикладывали слишком много усилий — куда больше, чем на тренировках или даже в серьезных поединках. Их руки горели от каждого выпада, плечи ныли, устав держать стойку. Солнце наконец зашло, оставив комнату погруженной в прохладные голубоватые сумерки, — хоть какое-то облегчение.

Ни у одной из них не оставалось сил на сложные финты. Победа будет за той, кто сумеет собраться и провести хотя бы одну внятную атаку.

На последнем дыхании Дзюри и Сиори отчаянно рванулись вперед, целясь как можно выше и надеясь на лучшее. Острие шпаги Дзюри коснулось впадинки между ключицами Сиори, а кончик оружия Сиори уперся точно в центр лба Дзюри. Их клинки искривились: у Сиори — выгнулся вверх, у Дзюри — прогнулся вниз.

Несколько бесконечно долгих секунд они стояли, тяжело дыша, и каждая не сводила взгляда с маски девушки на расстоянии вытянутой руки.

— Кто выиграл? — наконец выдохнула Сиори.

Дзюри покачала головой — почти незаметно, не сдвинув шпагу Сиори.

— Обе, — сказала она. — Приоритета нет ни у кого.

Они медленно разошлись. Сиори тут же стянула с лица маску, но не испытала облегчения, когда Дзюри сделала то же самое: ни удовлетворения, ни стыда не принесло ей поражение, которое должно было быть победой. Глядя на раскрасневшееся, потное лицо Сиори, Дзюри с опозданием поняла, что это вовсе не злость — то, что пылает у нее в груди, точно пламя.

— Мне кажется, — произнесла Дзюри, — так дальше продолжаться не может.

Сиори отбросила шпагу и плюхнулась на скамейку; отыскала бутылку воды в своих вещах и принялась жадно пить, роняя капли.

— Это продолжается между нами вечно, — сказала она, пытаясь отдышаться. — И мы еще живы.

Дзюри аккуратно взяла свою шпагу за острие и подошла к скамейке Сиори. Та напряглась, готовясь к чему-то — к чему именно, она не знала, — но Дзюри только наклонилась и рукой в перчатке подобрала яблоко, которое ела Сиори перед поединком. Надкушенная белая мякоть за это время успела стать полностью коричневой.

Дзюри поднесла фрукт к губам и с легким хрустом откусила потемневшую часть, оставляя чистую белизну, затем положила яблоко обратно на скамейку.

— Думаю, ты права.

Она решительно собрала свои растрепавшиеся волосы и снова свернула их в узел на затылке. Шагнула на разметку, осторожно отложила шпагу в сторону, чтобы снова надвинуть маску на лицо. Сиори не сводила с нее взгляда.

— En garde? — спросила Дзюри, поднимая клинок в салюте.

Сиори взяла яблоко, придирчиво повертела в руках и погрузила зубы в то место, что еще хранило тепло губ Дзюри. На вкус оно было сладким и свежим.

Дзюри терпеливо ждала, пока Сиори соберется, поднимет шпагу и маску и вернется на разметку. Когда Сиори отсалютовала ей в ответ, точность и концентрация уже вернулись к ней.

— Prêt, — сказала она, заметив, как Дзюри в нетерпении переступает с ноги на ногу.

— Allez!