Рыжая Революция Русалка

---

• Название:
• Автор: Forion
• Бета: Atanvarnie
• Размер: миди, 5303 слова
• Пейринг/Персонажи: Русалка, Рыжая, Сфинкс и другие обитатели Дома | канон «Shoujo Kakumei Utena: Adolescence Mokushiroku»
• Категория: джен, гет
• Жанр: драма, мистика, кроссовер
• Рейтинг: PG-13
• Краткое содержание: «Я долго ждала того единственного, кто смог бы провести меня туда... И тогда, отчаявшись увидеть Лес, я построила свой Лес». Ретеллинг полнометражки «SKU: Adolescence Mokushiroku» в мире «Дома, в котором...» М. Петросян. Постканон по отношению к «Дому», спойлеры к обоим канонам.
• Примечание/Предупреждения: «Домом» называют школу-интернат для «особенных» детей, расположенную в старом доме, определённом под снос. Его обитатели живут своей жизнью, дают друг другу клички-имена, избирают себе вожаков и борются за власть, расписывают стены им одним понятными рисунками, и все как один страшатся того дня, когда им предстоит покинуть Дом и выйти «в Наружность». Но некоторые из них знают, что из Дома есть и другой выход — «на Изнанку», в другой мир, где раскинулся таинственный, полный чудес Лес. В финале книги часть персонажей уходит на Изнанку — кто-то в теле, кто-то вне тела, — а часть остаётся.
  Сфинкс — один из главных героев канона, друг Слепого — вожака Дома, затеявшего массовый исход на Изнанку. В отличие от последнего, ушёл в Наружность. Однажды вернувшись на руины Дома, он получает перо цапли, способное вернуть кого-либо с Изнанки.
  Русалка — возлюбленная Сфинкса. В каноне упоминается, что она — порождение Дома и не может его покинуть; тем не менее, её видели в Наружности в тот день, когда Сфинкс побывал на развалинах Дома.
  Рыжая — «прыгунья», некогда случайно попавшая на Изнанку и заворожённая Лесом. В финале вновь уходит на Изнанку и дожидается там своего возлюбленного Лорда, который должен забрать её в Лес насовсем.
  Другие присутствующие в фике жители Дома, ушедшие на Изнанку:
  Слепой — см. выше, на Изнанке принимает вид оборотня;
  Толстый — умственно отсталый ребёнок, ушёл вместе с Рыжей;
  Стервятник — вожак стаи (группы) «Птиц», один из двух братьев-близнецов, второй брат погиб;
  Крыса — «летунья» в Наружность и обратно, Горбач — флейтист; в финале по наказу Слепого увели на Изнанку всех слабоумных детей Дома;
  Табаки — в Доме — инвалид-колясник, шут и балагур, на Изнанке — вечный и всезнающий Хранитель Времени в облике индуса;
  Македонский — маг и красный дракон.

А она всё ждала и ждала неизвестно чего, эта странная официантка, год за годом, день за днём выходя в густые сумерки, вслушиваясь в далёкие шорохи. Жизнь в тихом городке текла своим чередом, ничего не менялось, ничего не случалось, не считая привычных странностей и редких непрошеных гостей, о которых избегали вспоминать лишний раз. Не менялась и она, лишь только усталость мало-помалу копилась на дне её глаз.

А после кто-то рассказал, как однажды в субботу на закате видел их — эту рыжую вместе с толстым ребёнком — на пустыре за околицей. И когда край неба уже почти погас, навстречу им выбрался кто-то дикий, с длинными грязно-белыми, точно увядший цветок, волосами, тощий, хромой, изломанный, будто обтянутый кожей скелет древнего ящера. Издав пронзительный крик, он упал перед ней наземь, и она отшатнулась, вглядевшись в искажённые черты. А затем возвела глаза к небу — и реальность словно бы треснула напополам… С этого места всякий, кто пересказывал историю, начинал городить небылицы собственного сочинения; а что там случилось на самом деле — поди теперь разбери.

Только с того дня её никто в городе больше не видел. И лишь с той поры, как горизонт разрезала громада школы — так называли в народе это бредовое подобие замка, а что там находится на самом деле, никому и думать не хотелось, — ветер временами доносил с той стороны чей-то печальный полушёпот, который странным образом напоминал голос пропавшей рыжей официантки…

И ребёнка этого чокнутого тоже больше не видели. После ходила байка, будто его забрали эльфы из дальнего леса. Смешно, право слово. Разве ж какой приличный эльф позарится на такое страшилище?

Девочка, говорившая шёпотом, многого не помнила и не понимала. Не помнила, кто и когда нарёк ей имя — а впрочем, какое-либо другое имя вряд ли бы ей подошло. Не помнила, когда и почему к этому месту приклеилось пафосное слово «Академия»; ей упорно казалось, что раньше — притом не так давно — в ходу было другое слово, гораздо короче и проще. Не представляла, какая сила удерживает вместе это нагромождение стали и камня, балок и лестниц, куда так спешат чёрные классные доски, почему так легко слиться с этими стенами, укрыться среди них от посторонних глаз… Никак не могла понять, отчего по утрам, когда она подолгу расчёсывала свои бесконечные волосы, её всякий раз преследовал липкий запах отсыревшей соломы.

И каким чудом сохранился кусок обвалившейся стены рядом со сверкающей новенькой колоннадой по краю двора — тоже не знала. И кто и когда изрисовал эту стену неуклюжими изображениями зверей, драконов, гоблинов — даже не догадывалась. И не могла взять в толк, отчего нарисованный колокольчик на хвосте нарисованной рыбки качнулся, совсем как настоящий, стоило провести по нему пальцем.

Она понятия не имела, как давно молчал огромный сверкающий медью колокол на главной башне, но поневоле вздрогнула, когда его густой бас разлился по Академии, сотрясая стёкла витражей, отзываясь эхом под сводами, вплавляясь в ступени и перекрытия.

А этого парня, который вдруг очутился у неё за спиной, она узнала и вспомнила тотчас же, стоило обернуться и взглянуть на него. Ни капли не изменился, лишь только руки казались более… настоящими.

Сложно забыть того, кого сама избрала и приворожила. Даже если понятия не имеешь, как давно это было, и куда и почему он потом исчез.

«Привет».

Что теперь — обрадоваться? Разозлиться?..

«Знаешь, по тому адресу никого не оказалось. Правда, странно?»

А тогда как…

«Меня привело сюда это».

Только теперь она заметила, что за ухом у него торчало длинное белое перо.

«Посмотри вверх».

Невесомая полупрозрачная тень заплясала в квадрате солнечного света на бетонных плитах дворика. Русалка запрокинула голову и, жмурясь от солнца, протянула руку. На ладонь легло перо — такое же, как у нежданого гостя. Почти такое же: его тонкие волокна как будто слегка мерцали изнутри, переливались едва заметной радугой.

Солнце на мгновение спряталось за облаком, и Русалка, удивлённо моргнув, замерла. В той стороне, куда указывала её вытянутая рука, четырьмя-пятью этажами выше, виднелась незнакомая галерея, погружённая в полумрак. А в дальнем конце галереи из-за колонны — с другого места и не разглядишь — белым пятном, слишком ярким для этого сумрака, проглядывал розовый куст.

Когда она вновь огляделась по сторонам, рядом не было никого.

А она была красива, эта странная девочка-кукла с пёстрыми лентами в длинных, ниже колена, волосах. Занятно было наблюдать, как она спокойно и по-хозяйски оглядывала обнесённый высоким забором просторный двор, где никогда прежде не была, как её лёгкие пальцы скользили по лепесткам белых и алых роз… И что-то забытое шевельнулось в груди, когда она замерла ненадолго возле одинокого отцветающего куста жасмина.

Они успели перекинуться парой ничего не значащих фраз, а потом незнакомка качнула головой, на миг показав краешек белого пера, заплетённого в волосы. И любопытство тут же схлынуло, уступив место холодной отстранённости, и сами собой расслабились мышцы лица, избавляясь от всякого выражения. Что будет дальше, Рыжая знала слишком хорошо.

Он не замедлил явиться — высокая сутулая фигура, истёртая кожанка поверх школьной формы, чёрные ножны на поясе; едва он ступил во двор, как его тёмные косматые волосы стремительно стали седеть, а на лбу и щеках проявились грязно-зелёные росписи-разводы, так, что вскоре черты лица его сделались неразборчивыми. Она уже не помнила его имени: он всегда настаивал на обращении «Мой Повелитель». Как обычно, подошёл и бесцеремонно сгрёб Рыжую в охапку, так, что дыхание перехватило; при взгляде на них кукольное личико гостьи скривилось, словно это ей причинили боль. Тихий оклик: «Ты что делаешь?» — прозвучал слишком робко; в ответ Серолицый только рассмеялся, поправляя торчавшее за ухом грязно-белое перо.

Он хрипло вещал о заведённых издревле поединках избранных, о высоком призвании — уподобиться Принцу, о великой чести — сразиться за обладание Невестой… Девчонка молча слушала, хлопая длинными ресницами, и только пальцы её слегка дрожали. Потом неожиданно повернулась, прошагала в угол двора, где были грудой свалены садовые инструменты, и подобрала с земли черенок от лопаты.

— То есть, ты хочешь, чтобы я тебя отделала, — тихо сказала она, обернувшись к Серолицему. — А что, попробовать можно. Вдруг получится. — Она перехватила черенок, словно двуручный меч. — Вперёд.

Серолицый ослабил хватку, и Рыжая, немного отдышавшись, расправила спину и выступила на середину двора, принимая на плечи тяжесть пышного алого платья, возникшего из воздуха. Наряд Невесты.

Сорвала две розы с соседних кустов. Закрепила алый цветок на пыльной кожаной куртке. Белый — на переднике незнакомки. Случайно коснулась светлых прядей, на секунду невольно задержала ладонь.

— Тот, чья роза срезана, проигрывает.

Он подошёл сзади и бесцеремонно отшвырнул Рыжую в сторону. Звякнул, покидая ножны, изогнутый меч.

И лезвие рассекло пустоту. И снова. И опять. И ещё раз.

Куда бы не бил Серолицый, незнакомки там не было. Она скользила и кружила, непостижимым образом терялась на фоне забора, сливалась со стенами, мелькала солнечным зайчиком среди закачавшихся ни с того ни с сего розовых кустов… На миг показалось, что земля под ней прогнулась, точно резиновая, — и меч соперника просвистел у неё над головой. Разъярённый Серолицый стал рубить наугад, с разворота — и всё-таки зацепил её клинком, выбив из равновесия. От его следующего удара деревянный черенок разлетелся в щепки, а девчонка, оступившись, оказалась на земле.

Она растерянно и как будто отстранённо разглядывала кровоточащую царапину на предплечье, а противник, направляя на неё острие меча, тяжело и яростно хрипел, что никому не даст и пальцем притронуться к своей Принцессе.

Она вдруг подняла на него глаза и негромко, но твёрдо проговорила:

— Да что ты знаешь о принцах и принцессах, серое убожество?

Мотнула головой — и её волосы как будто вспыхнули на миг ослепительно-белым.

И ноги против воли понесли Рыжую вперёд. Сама удивляясь такому своему решению, она очутилась между двумя дуэлянтами, упала на колени перед незнакомкой и позволила рёбрам раздвинуться, высвобождая сокрытый в плоти сверкающий звёздным светом клинок.

— Настоящему принцу не пристало ходить безоружным, — прошептала она.

Десяти секунд хватило, чтобы завершить поединок. Взмыли в воздух алые лепестки, колокол загудел в вышине, возвещая о новом Победителе, и Рыжая едва заметно улыбнулась. Сколько лет — десятилетий, столетий — прошло с тех пор, когда этот звон в последний раз раздавался дважды за день?

Проигравший бессильно стонал под кустом, Победительница переводила дух, запрокинув голову, а Рыжая вглядывалась в её лицо, стараясь запомнить тонкие черты, пока их ещё не исказила постылая паутина грязных узоров.

Шли минуты — а с незнакомкой ничего не случалось.

Потом она вдруг взглянула прямо в глаза Рыжей, и та поняла: ничего и не случится.

— Изменить мир? — Сфинкс дотронулся до подбородка призрачно-механическими пальцами, пропускавшими сквозь себя немного лунного света.

— Как минимум, этот мир. — Тень отлепился от стены и выскользнул на свет, сделавшись прозрачным, как стеклянная статуя. — Говоришь, она создана Изнанкой? Может, и так, но душа у неё настоящая. Я за ней следил с самого начала. Поначалу казалось, она просто сливается со стенами, подстраивается под них, подобное к подобному. А потом эта дуэль. И тут уж не хочешь, а заметишь, что всё наоборот: стены, земля, кусты — всё менялось в один миг, как ей вздумается…

Он приумолк и зажмурился, вспоминая. Покачал головой, продолжил:

— Но кусты —это ладно, это фигня. Она же выиграла дуэль — значит, должна была стать одной из этих. Волосья седые, морда зелёная, блевотина по всем углам и тому подобное. Такое правило дуэлей, так это колдовство работает, назвался — полезай. А она не лезет. Какой была, такой и осталась. И ладно бы только она… Ты не видел вчера этого, который ей проиграл? Я — видел. Еле узнал. Красавец писаный. И глаза такие грустные… слишком человеческие, здесь таких не делают. — Тень неслышно вздохнул. — До заката он слонялся без цели по Академии, бормотал что-то себе под нос, плакал… Потом взял и исчез. Совсем. Больше нет его нигде, я смотрел.

— То есть, она изменяет саму ткань Изнанки, — подытожил Сфинкс. — Связи. Законы. Правила.

Тень кивнул.

— И ты подговорил Стервятника на дуэль, чтоб только посмотреть, как далеко она зайдёт, — продолжил Сфинкс утвердительно, но не слишком доверчиво.

—Нет. — Тень резко повернулся к нему лицом. — У меня свои причины.

— Продолжай.

— Знаешь, как было после Выпуска? Сначала он таскал меня за собой по своему сумасшедшему Лесу — не знаю, сколько лет, мы давно уже потеряли счёт времени. Нарочно забредал в такие места, откуда я в ужасе унёс бы ноги, если б только мог. Но всё было ничего, пока он говорил со мной, спрашивал и слушал, что я отвечаю. Хоть мы и спорили всё чаще — всё было ничего. А потом он стал сам себе придумывать ответы и говорить моими губами. И всё.

Он стукнул прозрачным кулаком по ближайшей колонне и расплескался серым силуэтом по её поверхности.

— А совсем погано стало, — продолжал голос Тени из ниоткуда, — когда ему в голову стукнуло перебраться сюда. Наткнулся где-то на Серолицых, они ему про это место наплели с три короба. Как будто мало безумия было в Лесу. И ещё меня же заставил его уговаривать, что так будет лучше. — Тень отчаянно тряхнул длинными волосами. — Лучше, ага, как же. Тут разве что кактусы его лучше растут, и то недоказуемо. А я… Ты ведь и сам здесь вроде как призрак — понял уже, наверное, каково тут по ночам.

Сфинкс только коротко кивнул.

— Всё вокруг летит чёрт-те куда, а ты стой-жди-иди, берегись-берегись, не влезай — убьёт, и толку, что и так уже мертвец. «Одностороннее движение». «Стоп». «Уступи дорогу». «Максимальная скорость — две двери в минуту, минимальная — две секунды в час». «Вверх — по чётным, вниз — по нечётным, с ноль трёх до ноль пяти — случайный этаж». Одни только мотоциклы в подвале чего стоят. За версту чуют, заразы, щупальца тянут. А дотянутся — так и укусят, не станут разбираться, призрак ты или где. Лучше черви в могиле, чем мотоциклы в подвале. — Тень сплюнул.

Сфинкс улыбнулся уголками губ.

— Хочешь, чтобы она навела в подвале порядок?

— Хочу на свободу, — процедил Тень. — Куда угодно, лишь бы отсюда. Нужно, чтобы этот придурок тоже изменился. Чтобы вспомнил наконец, как у нас всё было раньше. Совсем раньше. Чтоб дошло до него, что так уже не будет никогда. — Он умолк.

— Значит, вспомнит, — пробормотал Сфинкс. — Интересно, а что вспомнит она сама?

Луна заползла за башню, и Тень сделался неразличимым.

С тихим шорохом плыла расчёска по русым волнам, замерла ненадолго, наткнувшись на спутанные волоски.

«И тот, кто выигрывает Невесту… что он делает с ней дальше?»

«Всё-таки странная ты, Русалка».

Ловко работали изящные пальцы, сплетая длинные пряди с разноцветными лентами. Белый, сиреневый… Алый.

«Показать тебе, почему они все так жаждут обладать Невестой?»

Дрожащая тень на стене. Напротив сердца — зияющий просвет.

Русалка скривилась, чересчур сильно потянув за прядь.

Рыжая всецело завладела её мыслями в эти дни, никак не хотела идти из головы. Только изредка где-то на задворках сознания мелькало: «Странно, почему его больше не видно?..»

Она вышла в полутёмный коридор, замкнула дверь на ключ. В холле работал, присвистывая, старый пучеглазый телевизор, в котором какие-то остроносые тени спорили между собой, отбирая друг у друга плоский чёрный микрофон. Затем «пришла пора скандальных видеосюжетов», и на экране зачем-то возник надсадно орущий перепуганный кот, повисший на краю ржавого мусорного бака. Спустя минуту экран подёрнулся помехами, и сюжет сменился: теперь кто-то в распахнутой белой рубашке, бледный, длинноволосый, похожий на сказочного принца, обессиленного злым колдовством, медленно поднимался, покачиваясь, с пола просторной богато убранной комнаты, а в руке его был окровавленный нож. Шатаясь, он проковылял к окну, попытался облокотиться на подоконник, потерял равновесие и ухнул в заоконную пустоту. Русалка вздрогнула и отвела глаза от экрана.

Что-то зашевелилось в коридоре напротив. Кто-то. Медленно и тяжело проковылял навстречу, шагнул на потёртый ковёр. Он был похож на большую чёрную птицу: крючковатый нос, точно клюв, длинные волосы поблёскивали, будто вороньи перья… Нет, одно перо было настоящим. Торчало за ухом, слегка подрагивало от сквозняка. Чёрное, как смоль.

Человек-птица протянул руку. В пальцах он сжимал маленький горшочек с цветущим кактусом.

— Извиняйте, сударыня, — просипел он, — других цветов под рукой не было.

А потом добавил, устремив на неё цепкий взгляд:

— Сегодня в семь вечера. Галерея на пятом этаже.

На экране телевизора бумажный кораблик тихо покачивался на кровавых волнах.

Они собрались, едва солнце коснулось горизонта. Они наблюдали. Орава зевак далеко внизу. Тени-из-телевизора, скользившие по стене напротив со смешными плоскими камерами в руках. Грустная длинноволосая Тень, что застыла смутным отражением в высоком окне. Ещё одна то ли тень, то ли явь: резкие, угловатые очертания еле заметны за колонной, цепкие ногти-лезвия замерли на шершавой поверхности камня.

В галерее пятого этажа — двое дуэлянтов, неподвижные, лицом к лицу, со шпагами в вытянутых руках. Чуть поодаль — Рыжая в алом убранстве Невесты.

Она наблюдала.

Человек-птица двигался быстро, не делал лишних движений. Русалка была неуловима, как и прежде, и противнику пока не удавалось её достать, — но уже в третий раз она оступалась и отшатывалась назад, в тень на краю галереи.

А потом выпрямилась, сверкнула глазами и шагнула вперёд, не уклоняясь и не скрываясь.

Глаза Рыжей распахнулись на пол-лица, когда на залитые закатным солнцем плиты ступил Принц.

А секунду спустя вновь была Русалка, и она стояла, опустив шпагу, за спиной у человека-птицы, и по ветру плыли алые лепестки, и сверкающий колокол загудел, воскрешая забытое: «Дом-м-м, Дом-м-м, Дом-м-м»…

И волна воспоминания прокатилась по Академии; и зашевелились, загомонили тени-из-телевизора; и вскричал истошно, будто раненый, проигравший дуэлянт; и замерла, не в силах вдохнуть, Русалка, разом избавленная от всех «почему».

И разверзлась могила внизу, посреди двора, и съехала набок ветхая крышка гроба, и закричали зеваки, увидевшие странного, страшного мертвеца, похожего то ли на вымершего хищного динозавра, то ли на сказочного принца, чья жизнь была выпита чёрным ведьминским заклинанием.

И только мелькнул в тени край алого платья Невесты — и Русалка, едва опомнившись, бросилась за ней вдогонку.

Бегом, вприпрыжку, вправо, влево, вправо, плевать на на дорожную разметку на полу, к чёрту запрещающие буквы и унылые ряды знаков-стрелок, долой земное притяжение на лестничных пролётах!.. Что-то взревело и вспыхнуло в проходе, уходящем вправо? Нет больше того прохода! Коридор-лабиринт запетлял, захлопал сотней одинаковых дверей? Третья дверь налево — выход, я сказала! Вздыбился и покатился волной мраморный пол, провалился вниз, открывая пропасть в сотню шагов шириной? Спокойно перешагнуть! На той стороне — на лицевой стороне гибнущего Дома — это всего лишь маленькая трещинка в трухлявой половице.

Громыхнули впереди двери лифта — за полсекунды до закрытия между створок мелькнул край красного платья. Замелькали-заплясали светящиеся цифры: пять, тринадцать, двадцать один... Двери второго лифта пока ещё открыты, тусклая лампочка моргает внутри.

«Успею. Добегу. Догоню».

Несколько длинных волос всё-таки остались в захлопнувшихся дверях. Русалка раздражённо цыкнула. Где-то вдали загудело, и лифт рванул вверх.

Одну из стен кабины целиком занимало зеркало. В зеркале моргала такая же тусклая лампочка, светились красным светом кнопки с перевёрнутыми слева направо цифрами.

Русалки в зеркале не было. Никого не было.

А затем из отражённого воздуха появился он.

На безволосой голове сверкнул отблеск электрического света; пальцы — сразу и не поймёшь, живые или искусственные — легли на стекло с обратной стороны.

Губы Русалки дрогнули, глаза затуманились, но всё же она, совладав с собой, заговорила:

— Ты ведь знал всё с самого начала, да? Почему ты здесь появился? Зачем? Если знал, что в этом мире ты только призрак, а мне никогда не выбраться в твой мир, — зачем позволил мне тебя вспомнить? Ты...

Её ладонь невольно потянулась к стеклу, легла на холодную поверхность, касаясь зазеркальных пальцев.

И отражение заговорило — ласковый тихий голос раздался как будто у Русалки в голове:

— Как ты думаешь, может ли часть управлять целым?

— Ей может казаться, что она управляет... — Русалка горько вздохнула.

— Если птица синяя и клетка синяя, — перебив, продолжал он, — значит ли это, что птица есть клетка?

— Какая разница птице, если она не может выбраться наружу? — её пальцы напряглись, едва не царапая стекло.

— Ты можешь выбраться, — сказал он неожиданно твёрдо. — Ты — можешь. И ты выберешься.

— Нет... невозможно... как... откуда тебе знать... — Дыхание перехватило, слова давались ей с трудом.

— Я знаю. Я видел достаточно — и знаю больше, чем видел. Потому что люблю тебя.

В лифте по ту сторону зеркала заплескалась, поднимаясь, вода, побежали вверх по стеклу мелкие пузырьки. А в мысли, в сердце, во всё существо Русалки хлынула, подобно воде, новая надежда, новое знание, невозможное, но единственно истинное.

— Беги отсюда, — сказал напоследок Сфинкс. — Увидимся в Наружности.

Вода укрыла его с головой, всколыхнула полы рубашки, достигла потолка — лампочка на той стороне, моргнув, потухла, и откуда-то сверху, издалека, пролился другой свет, не электрический. Сфинкс развернулся, оттолкнулся, невесомо взмыл вверх, к свету и пропал из виду.

Русалка выпрямилась, обернулась к дверям, вытерла ладонью слёзы, сделала глубокий вдох.

— Я верю. Я знаю. Я выберусь, — прошептала она.

А после добавила:

— Мы выберемся.

Взгляд её пронзил створки дверей, шахту лифта, стены башни, границы Академии, засыпающий городок, таинственно чернеющую громаду Леса, гиблые пустоши по другую его сторону — и упёрся в догорающий небосклон на краю мира.

Мир, дёрнувшись, остановился, и небосклон разъехался в стороны. Звякнул колокольчик: приехали, последний этаж.

Рыжая избавилась от платья Невесты ещё в лифте и теперь стояла на балконе главной башни в повседневной блузке и юбке до колена. Она только тихонько вздохнула, когда Русалка, неслышно подойдя сзади, встала рядом с ней. Наивно было думать, что она сюда не доберётся.

— Нравится? — спросила Рыжая.

Внизу неправильным, вытянутым шестиугольником лежала Академия. Тускло горели фонари во дворах и галереях, чёрными изломанными пятнами зияли учебные корпуса.

— Слишком похоже на гроб, — ответила Русалка.

Рыжая невесело усмехнулась.

— Меня всегда манил Лес, — сказала она, — но в одиночку мне путь туда закрыт. И я долго, очень долго ждала того единственного, кто смог бы провести меня туда. — Она осеклась. — Думаю, ты видела, что с ним стало... и что от него осталось.

Русалка кивнула.

— И тогда, отчаявшись увидеть Лес, я построила свой «Лес». — Рыжая развела руки, указывая на раскинувшийся внизу пейзаж. — Я и сама толком не понимала, что делаю, и не смогла совладать с тем колдовством, которое пробудила. Ещё не сомкнулся купол над этой башней, а я уже стала частью правил Академии. Мне нет отсюда выхода и нет спасения от притязаний безумцев, которых влечёт магия этого места.

Она безвольно опустила руки, а затем повернулась лицом к Русалке.

— Но ты не такая, как они. Я вспомнила, какой ты была тогда, в нашей прежней жизни. И сейчас ты такая же, Академия тебя не исказила. Более того, в тебе достаточно силы, чтобы стать Принцем — и всё здесь изменить, перестроить, переписать.

Она осторожно взяла Русалку за руку; та вздрогнула и обернулась.

— Прошу тебя, соглашайся. Только ты можешь сделать это место менее... — она запнулась, — менее похожим на гроб.

На несколько секунд повисла тишина; потом Русалка вдруг улыбнулась, вскинула голову — и так яростно-нездешне сверкнули её глаза, что Рыжая отшатнулась, как ошпаренная.

— У меня другое предложение, — спокойно и весело сказала Русалка. — Я ухожу в Наружность. Прямо сейчас. И ты идёшь со мной.

Голова у Рыжей закружилась, кровь забарабанила в ушах. Она открыла рот, но слова путались и застревали на языке: «Что ты... зачем тебе... это невозможно... почему я... а как же мы через Лес... чёрт, да ведь нам обеим нет отсюда выхода!..»

Русалка легонько тронула её за плечо, и спутанные мысли разом умолкли.

— Мы сможем, — сказала она. — Мы убежим. Смотри, я покажу тебе, как.

Она отпрянула и закружилась, будто в лихом танце, и на несколько секунд просторный балкон потонул в пёстром водовороте волос, лент и побрякушек. Рыжая поневоле зажмурилась — а когда открыла глаза, то обмерла от удивления.

Посреди балкона стояла грациозная светло-рыжая кобыла и нетерпеливо постукивала копытом по гранитному полу. В песочно-золотистый хвост лошади были вплетены разноцветные ленты, а в длинной гриве затерялось перо, ярко переливавшееся всеми цветами радуги.

Какое-то время Рыжая просто стояла, не в силах пошевелиться, не зная, что делать и что думать. Потом всё-таки решилась шагнуть вперёд.

И воспарила над полом, словно пушинка.

Сила тяжести ослабла, почти сошла на нет. Русалка-лошадь проследила, как Рыжая плавно опустилась на пол, и одобрительно качнула головой.

И все страхи и сомнения в одночасье отступили, и всё существо Рыжей охватил давно забытый азарт. Ноги сами оттолкнулись от пола, и спустя миг она оказалась у Русалки на спине.

И был прыжок — вперёд и вверх, прямо в тёмно-синее вечернее небо.

Когда копыта Русалки невесомо зарылись в дорожную пыль, чёрная громада Академии осталась далеко позади.

Из-за края неба показалась красноватая луна. Кроны придорожных деревьев взметались над головой чёрными фейерверками. Разбуженные улочки Чернолеса удивлённо хлопали ставнями вдогонку рыжей всаднице на светлой кобыле; на стенах время от времени мелькали тени-из-телевизора с плоскими камерами в руках. Последние дома пронеслись мимо; дальше путь лежал через пустырь.

Покинутая Академия за спиной теперь была лишь далёким угловатым силуэтом. Впереди во всю ширь чернел и колыхался Лес.

Русалка неслась во весь опор, взметая клочья земли с травой из-под копыт; Рыжая изо всех сил держалась, покрепче обхватив лошадиную шею. Трюки с силой тяжести больше не работали: то ли сказывалось приближение Леса, то ли сама Изнанка, почуяв неладное, стала противиться беглянкам.

До Леса оставалось около километра, когда позади раздался рёв мотора.

Десяти моторов. Сотни. Тысячи. Стук копыт потонул в нарастающем гуле.

Рыжая оглянулась, хотя и без того догадывалась, что именно увидит.

Орда чёрных мотоциклов настигала их, взметая тучи дыма и пыли до небес. Тяжело вздымались их стальные пластинчатые груди, их багровые фары ошалело крутились, точно рачьи глаза на стебельках. Их наездники были неразличимы в пыли, но про них всё было ясно и так: чёрные кожанки, мертвецки-бледные шевелюры, грязно-сине-зелёные лица-маски.

Они приближались.

Не сбавляя скорости, Русалка ворвалась в Лес.

Шум погони приутих. Лунный свет сюда не проникал, но среди деревьев то и дело вспыхивали и пробегали тусклые огни неизвестной природы. Рыжей понадобилось время, чтобы начать хоть что-то различать во мраке. Похоже, способностей Русалки хватало, чтобы распознавать преграждавшие путь деревья и валуны и вовремя убирать их с дороги; однако ветви деревьев и какие-то свисавшие сверху лианы хлестали Рыжую по лицу, цеплялись за одежду, и временами ей стоило большого труда не упасть.

Темноту разорвали красные сполохи, и со всех сторон навалился оглушительный треск, грохот и рёв. Лес не мог сдержать погоню.

Рыжая обернулась всего лишь на миг, но и краткого взгляда было достаточно, чтобы её прошиб холодный страх.

Мотоциклы разносили в щепки деревья — и ветви становились грозными рогами на их головах, и сучья становились шипами на их броне. Обрывали вьюны и лианы — и обрастали десятками длинных щупалец. Наматывали на колёса мелкую живность — и колёса сменялись когтистыми лапами, и глаза-фары вспыхивали по восемь, по-паучьи, и из разинутых ноздрей, пастей и клювов тяжёлыми клубами рвался пар.

Огромный табун полуживых-полужелезных чудовищ продирался через Лес напролом.

А за деревьями слева и справа заухало, заверещало, захлопали невидимые крылья, стали загораться угольки чьих-то глаз. Казалось, все здешние звери и птицы бросились наутёк, спасаясь от орды мотоциклов... Нет, поняла вдруг Рыжая, всё наоборот: они тоже преследуют их с Русалкой, берут в клещи, как охотники загоняют добычу.

И кто-то чёрный, косматый, многоногий с воем бросился Русалке наперерез — кобыла еле увернулась, прибавив ходу. Понёсся следом за ней, невнятно рявкая направо и налево, как будто отдавая команды, — и послушные стаи зверья по обе стороны сомкнули ряды. Высоко вскинул на бегу косматую голову и взревел человеческим голосом — отчаянным, диким, безумным голосом, — взывая неизвестно к кому:

— Предатель! Трус! Вор! Струсил, сбежал — и ладно, и чёрт с тобой! Тогда зачем опять сюда лезешь? Куда ты тащишь здешних? Не позволю! Не бывать! Не тронь мой Лес! Оставь в покое мой Дом! Прочь!..

Оборотень сорвался в истошный бессловесный вопль, и звери-птицы градом посыпались со всех сторон. Взмыленная Русалка неслась со всех ног сквозь густой подлесок, петляла и отбрасывала нападавших своим чародейством, но она слабела, а зверья всё прибывало. Блузка Рыжей была изорвана в клочья, по бедру Русалки бежала струйка крови. Чёрный оборотень не отставал, и дрожала земля от топота мотоциклов-чудовищ, и плясали по стволам и кронам багровые отблески их глаз, распугивая здешние блуждающие огни. Мотоциклы настигали.

И тогда полумрак рассекли два пронзительно-ярких луча, и ослеплённая живность смешалась и отхлынула, и оборотень в удивлении замедлил свой бег — и откуда-то слева в крутом вираже, ломая молодые деревца, с грохотом выкатился потрёпанный грузовичок, в два счёта обогнал Русалку и, чуть замедлив ход, поехал перед ней.

— Прыгайте в кузов! — крикнула, высунувшись из окна, похожая на недобрую фею девушка-водитель и махнула когтистой ладонью.

— Мы вас вывезем отсюда и покажем дорогу! — добавил сидевший рядом с ней пассажир, показав край шляпы, утыканной крысиными черепами.

А следом в окно с той же стороны выглянул толстый ребёнок с ясными глазами и замахал рукой, улыбаясь до ушей.

По щеке Рыжей побежала слеза, когда Русалка, оттолкнувшись из последних сил, вскочила в кузов. Громыхнуло и дрогнуло под копытами железное днище.

— Спасибо, — прошептала Рыжая, улыбаясь в ответ. — Спасибо.

Мотор взревел, и грузовик пулей рванул вперёд, не оставляя преследователям шансов. Русалка тяжело дышала, переводя дух. Рыжая отпустила её шею, выпрямилась, борясь с головокружением, и оглянулась.

— Предатели! — вопил оборотень им вдогонку. — Вам это с рук не сойдёт!..

Его вопли вскоре стихли, и всё глуше и отдалённее шумели стаи зверья и табун мотоциклов. Померкли красные сполохи — а потом Рыжая зажмурилась, ослеплённая лунным светом.

Лес остался позади.

Горизонт, которому полагалось оставаться недостижимо далёким, вместо этого приближался с каждой минутой. Небосклон высился впереди стеной, и на нём проступали всё новые, неразличимые доселе звёздочки, скопления, туманности, а знакомые яркие звёзды уже выглядели не точками, а сверкающими кружка̕ми с неровными краями.

Пустошь за Лесом не привечала гостей. Земля под грузовиком кренилась то влево, то вправо, прямо по курсу то открывались чёрные пропасти, то вдруг вздымались земляные валы... Но «крысиная фея» вела машину аккуратно и выверенно — так, что усталой Русалке не составляло труда удержаться на ногах, — и предугадывала каждое следующее препятствие, как будто ездила через эти места каждый день. Рыжая, сидевшая у переднего борта кузова, глядела через заднее стекло кабины, как ловко управляются с баранкой цепкие пальцы, и улыбалась, вспоминая прошлую жизнь. Ну кому ещё, как не Крысе, были знакомы все ходы в Наружность и обратно!

Наконец пустошь успокоилась и разгладилась, и какое-то время грузовик спокойно ехал по прямой. Когда до края неба оставалась пара километров, Крыса затормозила, развернула и остановила машину.

— Вам туда, — сказала она, высунувшись в окно и махнув рукой в сторону усыпанной маленькими солнцами небесной кручи. — А мы возвращаемся: у нас ещё дела на этой стороне.

Русалка спрыгнула с кузова и переминалась с ноги на ногу, осваиваясь на твёрдой земле; следом выбралась и Рыжая. Выплюнув облачко сизого дыма, грузовик тронулся с места, устремляясь в залитый лунным светом простор. Горбач и Толстый, прощаясь, махали руками из окна, и Рыжая, подняв дрожащую ладонь, помахала в ответ.

Лес был теперь лишь далёкой тёмной полоской по ту сторону пустоши. Но потом в той стороне заплясали багровые сполохи, будто зловещие зарницы, и у Рыжей всё обмерло внутри.

Мотоциклы прорвались через Лес и неслись теперь прямо навстречу грузовичку, петлявшему сквозь пустошь.

А затем по земле пронеслась стремительная крылатая тень, и с вышины бесшумно спланировал, держа курс на Лес, огромный, лучащийся ярко-красным сиянием дракон. И с неба пролилась могучая струя пламени, отсекая чёрную орду от одинокого грузовика, который казался теперь крошечным подвижным пятнышком на фоне пожарища.

Русалка призывно заржала, и Рыжая повернулась лицом к невозможно близкому краю неба. Если по дороге к Лесу в её мысли ещё закрадывалось сомнение — то теперь дороги назад не было.

— Ты чудо, Русалка, — прошептала она, подойдя ближе и проведя ладонью по густой гриве. — Давай, ещё чуть-чуть.

Полоска заросшей травой земли таяла на глазах, а впереди была только ослепительно сверкающая звёздами чернота. Когда до края оставался всего один прыжок, впереди что-то вспыхнуло, и Русалка замерла, как вкопанная, а Рыжая еле удержалась у неё на спине. Внезапный свет погас, и Рыжая сморгнула.

У самого небосклона стоял Принц. Лик его был юн и прекрасен, стан — могуч и прям, волосы — ослепительно белы; он был точь-в-точь таким, как в тот день, когда Рыжая впервые увидала его на Изнанке. Она обмерла и онемела, не в силах отвести от него взгляд; но он заговорил, и наваждение развеялось.

— Приветствую тебя, моя прекрасная Принцесса! — театрально прогудел «Принц». — Долго же ты добиралась ко мне, любовь моя! Трудна ль была твоя дорога?

— Не похож. — Рыжая скривилась, Русалка согласно фыркнула.

— Нет, вы только послушайте это! — Весь пафос из голоса «Принца» как ветром сдуло. — «Не похож» я им, видите ли! Что за публика пошла: ни малейшего уважения к искусству перевоплощения!

Его очертания стали расплываться, и вот на месте «Принца» уже стоял, лукаво щурясь, тощий смуглый индус в красной рубашке. Подняв по очереди ноги, он завис в воздухе на звёздном фоне в позе лотоса.

— Ладно, ладно, — вздохнула Рыжая и вяло хлопнула пару раз в ладоши. — Примите аплодисменты от благодарных зрителей. А теперь будь добр, отойди с дороги.

— Вот оно, значит, как, — пробубнил индус, оценивающе оглядывая Русалку и Рыжую. Взгляд его задержался на лошадиной гриве. — А моё перо, оказывается, тебе идёт. Кто бы мог подумать.

Русалка не шелохнулась. Индус ухмыльнулся.

— Вот только есть с этим пёрышком одна маленькая загвоздка. С его помощью можно вытащить отсюда только одного. А вас тут, вроде как, двое, если моё старческое зрение мне не изменяет. — Он хихикнул. — Итак, какой же финал нас ждёт? Загнанную лошадь пристреливают? Или наездница-неудачница вылетает из седла?

Он помолчал немного, наблюдая, как исказилось от злости лицо Рыжей.

— Но вы здесь как раз вовремя! — воскликнул он и протянул раскрытую ладонь. В воздухе над смуглыми пальцами возникли и зависли, чуть покачиваясь, два маленьких зубчатых колёсика. — Только сегодня, только для вас— специальное предложение! Две шестерёнки по цене одной, то есть, даром! Вы только подумайте: всего один оборот — и вот вы на новом круге, и вот вы в родном-любимом Доме, и вы совершенно точно снова друг друга встретите, и будете жить долго и счастливо! И, может быть, даже умрёте. А если повезёт — так ещё и в один день. Разве не заман...

Не дослушав, Русалка шагнула вперёд — и индус осёкся: перо в гриве, в последний раз мелькнув радугой, исчезло, точно его и не было.

Рыжая, вскинув голову, прожгла индуса взглядом насквозь, а затем припала к кобыльей шее.

И Русалка прыгнула — так, что ветер засвистел в ушах. И её тело вспыхнуло белым пламенем, меняя очертания; и изодранная одежда Рыжей занялась алым огнём, который не обжигал, но освежал, как родниковая вода.

— Сила!.. — во весь голос вскричала Рыжая.

— ...Способная!.. — звонко отозвалась Русалка, вновь обретшая человеческий облик.

— ...Изменить мир!!! — и звёзды поколебались, когда два голоса слились в унисон.

Индус вытаращил глаза, отпрянул и рассеялся грязно-жёлтым облаком, отдававшим палёной шерстью. Не замедляясь, две нагие, пламенеющие девичьи фигуры врезались в искрящийся горизонт.

Свет померк. В спину ударил порыв ветра с запахом отсыревшей соломы. Они не оглянулись.

А потом всё вокруг оказалось тёмной водой, и Рыжая беспорядочно забарахталась, едва не наглотавшись холодной влаги. Но тонкие ладони тотчас подхватили её и уверенно толкнули куда-то — видимо, вверх, — где призывно колыхалось вдалеке маленькое пятнышко света. С такой силой и лёгкостью рассекала воду Русалка, что Рыжая почти не удивилась, поглядев вниз и обнаружив, что тело подруги оканчивалось самым настоящим рыбьим хвостом.

Сквозь толщу воды всё отчётливее пробивались звуки с поверхности, до светлого пятна уже было подать рукой — и тогда Русалка, разжав ладони, перевернулась и скрылась в глубине, сверкнув напоследок серебристой чешуёй.

А после склонилась над Рыжей, взяла её за руку и ласково проговорила:

— Просыпайся.

Одинокая муха неспешно исследовала потолок больничной палаты. Мерно шуршали и попискивали аппараты. В окно снаружи скреблась ветка старого клёна.

Сфинкс улыбался, стоя в дверях и глядя, как девушки о чём-то перешёптывались, взявшись за руки. Белое перо у него за ухом, целое и невредимое, ждало своего часа.

Краем глаза уловив движение, он огляделся.

Длинноволосая тень на стене обернулась в профиль, почтительно поклонилась, расправила чёрные крылья и взмыла в небо сквозь потолок.

Forion

• Главная
• Фантворчество
• Фанфики
• Forion
• Рыжая Революция Русалка