Это всего лишь смерть

Рука открывает глаза и, проморгавшись, недоверчиво озирается, потому что не помнит, как здесь оказался. Стены и потолок небольшой комнаты затянуты тканью тягучего тёмно-синего оттенка, и тусклый свет падает сверху, хотя лампы стоят на письменном столе — не одна, а сразу несколько. Рядом пара стульев и узкий книжный шкаф. В воздухе витает сладковатый персиковый аромат. Совсем не похоже на палату, в которой он засыпал, — разве что в углу одиноко стоит равнодушная капельница.

Рука отворачивается от капельницы и ещё раз смотрит по сторонам. Ни дверей, ни окон. В последнее время он часто видит сны, которые выдают себя за действительность. Таков и этот. Доктор предупреждал, что у нового лекарства может проявиться такой побочный эффект. Руку это мало беспокоит. Он редко просыпается, а приключения — неплохая альтернатива беспомощности, которая сутки за сутками приковывает его к больничной койке.

— Ты не спишь, — произносит взрослый голос, но он видит перед собой девочку десяти-двенадцати лет. На ней светлая водолазка и черный сарафан, а ноги обуты в туфельки с круглыми носами. Не то чтобы она улыбалась, но от неё веет благожелательностью. Только в глазах незнакомки Рука безошибочно отмечает холодок — не враждебный, скорее, отчужденный. У неё взгляд врача, который много лет работает в кардиохирургии — он повидал их достаточно, — но она слишком юна даже для того, чтобы быть помощницей медсестры.

— Вот как? — Ему хочется подыграть ей, несмотря на то, что она кажется не по возрасту строгой. Наверное, как раз вопреки её строгости.

— Ты умер, — сдержанно отвечает девочка, и он верит, и совсем не удивляется. Рано или поздно это должно было произойти — рано или поздно это происходит с каждым. В каком-то смысле, он рад, что больше не будет чувствовать боли, что свободен от измученного и сдавшегося тела.

— Тогда почему я здесь?

— Я должна убедиться, что ты сделаешь пересадку, — загадочно отзывается она, будто бы такой ответ всё объясняет, и Рука с трудом подавляет смешок: вполне в его стиле. — На другую ветку судьбы.

— Что это значит? Перерождение?

Помедлив, она кивает. Он наклоняет голову, чтобы она не видела его улыбки – почему-то ему кажется, что сейчас улыбаться неуместно.

— Неловко. Выходит, я зря в него не верил.

— Зря, — снова кивает она, и комната наполняется звуком. Точнее, голосом; сначала Рука не может разобрать слова, но вскоре узнаёт —

она не понимает что её чудо свершилось благодаря чьей-то жертве её чудо свершилось благодаря чьей-то жертве жертве чье-то жертве её чудо свершилось благодаря жертве чудо свершилось чудо она не понимает

— Что происходит? — Он пытается перекричать самого себя, но не может. Сердце заходится в лихой пляске, сбивая ритм вдохов и выдохов. Если это продлится ещё несколько минут, смерть может наведаться и во второй раз — настолько оглушает, ослепляет и душит колыхание реальностей. На потолке расплываются белоснежные пятна отделения реанимации. Ноги слабеют и затекают; нужно опуститься на пол, чтобы не потерять сознание.

— Они не хотят тебя отпускать, — шепчет ему в ухо серьёзная девочка, перекрывая шум. — Но уже слишком поздно. Врачи ничем не могут тебе помочь.

Рука слегка вздрагивает, чувствуя, как иголка капельницы проходит сквозь кожу. В следующее мгновение становится тихо. Границы времени размываются, и прошлое и будущее сплетаются в единое целое, пожирая друг друга. Жидкость в капельнице искрится и переливается — она не похожа на растворы для инъекций, которыми его накачивали в больнице.

— Это слёзы. — Видимо, девочка следит за направлением его взгляда и впервые отвечает на вопрос прежде, чем он сумел бы его задать. — Слёзы из параллельных миров. Тебя там никогда не было, но твою историю всё равно рассказали. В этих мирах живут люди, которые думают и беспокоятся о тебе. Они хотят, чтобы ты продолжал жить.

— Кто? — Он переводит дыхание. У этого раствора на редкость странное воздействие. — Кто мог рассказать им?

— Допустим, что у тебя был хороший друг. — Девочка впервые приподнимает уголки губ и, кажется, вот-вот улыбнется. — Специалист в механике вселенных. Он знал, что делает.

Капель томительно много. Как и должно быть. С этой арифметикой Рука знаком довольно давно — двадцать капель в минуту, сто миллилитров в час. Удивительно, что кто-то способен так много плакать. Тем более, из-за него.

— Я где-то серьёзно просчитался, – через силу смеется он. — Я-то был уверен, что никто не осмелится меня жалеть.

— Дело не в жалости. Они пожелали разделить твою боль, и потому — принесли жертву.

— Я никогда не просил… — начинает он, но останавливается: девочка хмурится.

— И тебя никогда не просили, – спокойно возражает она. — Но ты как никто знаешь, что чудеса не даются задаром.

Раствор заканчивается неправдоподобно быстро. Вместе с тем прилив сил заставляет болезнь бесповоротно отступить, постепенно вытесняя её из тела. Рука чувствует: достаточно захотеть, и он сможет дотянуться до стен, раскачать комнату и перевернуть её вверх тормашками. Неужели таковы возможности концентрированной любви? Чем он её заслужил и сможет ли когда-нибудь расплатиться? Он переводит взгляд на девочку — и вдруг замечает, что у неё забинтована ладонь. Или обе ладони? Она держит небольших размеров книгу — и когда только успела достать её из шкафа? — будто специально так, чтобы он не мог прочитать название. Он тянется к переплету, но девочка делает шаг назад.

— Не стоит прикасаться к ней голыми руками. — И точно, то, что он принял за бинты, на самом деле оказалось медицинскими перчатками. — Это не просто книга — в ней всё дурное, что когда-либо было про тебя написано. Тут много критики, знаешь ли.

— Я могу с этим жить. — Он усмехается. — Так даже лучше. Здоровая ненависть окружающих всегда поддерживает в тонусе.

— А ещё она отлично сгодится на топливо, — говорит девочка и с неожиданной силой швыряет книгу через плечо — прямиком в стену, а попадает в невесть откуда взявшийся камин. С первой вспышкой огня Руке кажется, что его самого охватило пламя, но на самом деле воспламеняются только его воспоминания о закончившейся жизни. Он больше не помнит, что сказал Дзюри на их последней изнурительной дуэли. Ещё немного, и он не вспомнит и саму дуэль. Вместе с драгоценными образами из прошлого рассыпаются в пепел и стены комнаты.

Они стоят на перроне, хотя правильнее сказать, что всё это время они стояли на перроне. Здесь безлюдно. Рука видит эскалаторы, ползущие вверх и вниз, и плоские экраны телевизоров, с которых ему машут мультяшные девушки с цветными волосами. Мимо них вихрем проносится поезд, и он не успевает заметить, есть ли кто-то в кабине машиниста. Рука понимает, что пришло время прощаться, но должен узнать ещё кое-что очень важное.

— Скажи, я ещё увижу?..

Рука замирает — он не помнит ни личности, ни внешности человека, о котором хотел спросить. От них остался только отблеск тёпло-апельсинового света. Мраморное совершенство ангела в готическом соборе. Ему нужно время, чтобы объяснить этот образ словами, но девочка понимает и без них.

— Не торопи события. Скоро узнаешь.

Он заходит в вагон, двери которого останавливаются прямо напротив. Внутри никого нет, и всё умыто стерильной чистотой. Бордовые кресла, серые поручни, знак «переведите телефон в беззвучный режим», приклеенный на одно из стёкол.

— Удачи, Рука, — она в первый раз называет его по имени, становясь последней, кто назовет его именно так, и улыбается. Прежде он совсем недолго знал кого-то, кто улыбался так же: это светлая и искренняя улыбка; улыбка человека, который способен сотворить настоящее чудо.

— Спасибо, — он успевает улыбнуться в ответ, прежде чем захлопываются двери и поезд начинает движение, стремительно набирая скорость; он мчится так быстро, что за окнами не виден туннель, только вспышки света. На всякий случай Рука берётся за поручень и закрывает глаза.

• Главная
• Фантворчество
• Фанфики
• Homura-chan
• Это всего лишь смерть