Молочный коктейль

Мики снятся странные сны… Мики снится музыка.

Это началось недавно, когда он впервые увидел, как Кодзуэ на глазах у всей Академии целуется с парнем. Сестра и раньше вела себя вызывающе, но сейчас перешла уже все границы! На пару, остановившуюся под высоким деревом во дворе, смотрели все. И Мики, в бессильной злости сжав кулаки, тоже не мог отвести потемневшего взгляда от сестры и её кавалера.

Девушки, подруги Кодзуэ, хихикали и краснели. Было ясно, что они ей завидуют и сами бы отдали всё что угодно за подобную смелость. Парни, товарищи Мики, украдкой бросали на него взгляды, полные приторного сочувствия, которое бесило не меньше, чем выходка сестры. Конечно, любой нормальный брат дома задал бы этой красавице хорошую трёпку, но тебе, Мики, придётся терпеть — ты музыкант. Мальчик-умница, пример для всей Академии: спокойный, мягкий, рассудительный — именно таким тебя знают, да? Ты не умеешь быть жёстким. Ты никогда не повышал голоса на сестру. Слышишь, Мики? Тебе придётся проглотить обиду, ведь ты просто не умеешь быть сильным!

Мики глубоко вздохнул, разжимая сведённые в припадке бешенства пальцы. От опущенных ресниц на побледневшие щёки упали длинные тени. Досчитать до десяти, обвести спокойным взглядом удивлённые лица товарищей и, не обращая больше внимания на Кодзуэ, отправиться в музыкальный класс.

В тот день он действительно ничего не сказал сестре. Ни единого резкого слова — ни в Академии, ни дома. Вёл себя, как обычно, старательно делая вид, что его совсем не задевают её выходки. Кодзуэ нервничала, злилась, капризничала, а едва стемнело, демонстративно собралась и ушла на свидание. А Мики лёг спать, и тогда ему впервые приснился этот сон.

Во сне Кодзуэ была мальчиком. Не сестрой-близняшкой, а младшим братом, которого он — Мики — смертельно ненавидел. Этот маленький, чужой вундеркинд с самого рождения стал маминым любимчиком. Он играл на пианино так, что взрослые сладко вздыхали от умиления: ах, просто чудо-ребёнок! Как же не любить его? Как им не восхищаться? Малыш действительно был умницей во всех отношениях: милый, покладистый, старательный, ему всё удавалось легко, словно шутя, тогда как Мики приходилось прилагать огромные усилия, чтобы мама хвалила его хотя бы изредка. Мама хвалила. За то, что он был примерным старшим братом. За то, что никогда не кричал на малыша, а наоборот, развлекал его и помогал делать музыкальные задания. А ещё за то, что не доставлял взрослым хлопот. О его музыке мама не говорила ни слова. Ни разу! — с тех пор, как выяснилось, что младший брат намного талантливее его. И однажды Мики не выдержал.

Тяжёлая крышка инструмента упала именно так, как он и рассчитывал. Боль. Крики взрослых, слёзы мамы, больница. Ах, мальчик уже никогда не сможет играть на пианино! Как жалко! Но это ничего, ведь его братишка… И тогда, едва освободившись от гипса, Мики продолжил играть. Скрипя зубами от боли, упрямо, назло всем. Но музыка его теперь стала такой же уродливой, как и пальцы…

Впервые увидев этот сон, Мики вскочил среди ночи в холодном поту и долго с ужасом разглядывал свои руки. Исковерканная, отчаянная, словно бы раз и навсегда сломанная мелодия ещё звучала в его ушах. На соседней кровати мирно спала Кодзуэ — девочка-близняшка с синими волосами. Капризная, вздорная, упрямая, всегда доставляющая массу хлопот, но не чужая. Не такая, как мальчик из сна. Его сумасшедшая Кодзуэ, любимая сестрёнка… Мики ласково смотрел на неё, чувствуя, как успокаивается сердце, как стихают вдали отзвуки больной мелодии.

Но теперь эта музыка стала возвращаться. Как отголосок волнений, которые он скрывал ото всех, как неясная тревога, внутренний надлом. Аккорды рассыпались фейерверками картинок — в них Мики видел себя совсем другим. И не узнавал. Здесь нежный музыкант был сильным и жестоким, одиноким, отчаявшимся, с выжженной пустыней вместо сердца. Внешне — добрая улыбка, проявления заботы и тепла, казавшиеся такими настоящими. А внутри одно единственное желание: отомстить миру за свою боль. Этот холодный мир к нему безразличен, так почему он — Мики — должен оставаться добрым? Кому нужна его искренность и благородное сердце? Кому есть дело до его музыки?! До этих скребущих нервы звуков, похожих на мерное кружение вентиляторов? Сквозь изломы мелодии доносится металлический голос громкоговорителя: «Приготовьтесь, сейчас вас порежут на кусочки, и вы станете невидимыми». Невидимыми?! Ну нет! Я буду сражаться до конца. Я сам порежу на кусочки мёртвые звуки, из которых состоит этот мир! Отомщу всем, кто причинил мне боль, кто отнял единственного человека, который верил в меня!

Просыпаясь, Мики пытался вспомнить, как же выглядел этот человек? Тот, ради кого он готов был уничтожить всё вокруг. Но сердце лишь откликалось неясной нежностью, похожей на розовое облако. А Кодзуэ доставляла новые хлопоты. И Мики никак не мог решить для себя, злится он на неё или переживает о том, что вызывающее поведение сестры всё больше отдаляет их друг от друга?

Кодзуэ требовала к себе внимания. Много внимания! С удовольствием распуская слухи о своей раскованности (если не сказать — распущенности), она старалась, чтобы Мики обязательно был в курсе. Словно специально дразнила его, пытаясь вывести из себя. Но что он мог сделать? Накричать на неё? Прочесть мораль? Поставить в угол? Лишить сладкого за ужином? Что?! Несмотря на все свои глупые выходки, она по-прежнему оставалась его сестрёнкой — самым родным… нет, единственным родным человеком. Мики не мог допустить, чтобы ненависть из его снов коснулась Кодзуэ. И потому в ответ на очередной удар, так больно ранивший сердце, он лишь опускал ресницы, медленно считая про себя до десяти, а потом улыбался и говорил: «Будешь молочный коктейль?»

Мики ненавидел свою слабость. Но свою силу во сне ненавидел ещё больше. Когда он слышал больную, изломанную музыку, когда видел свои изуродованные пальцы, страх потерять сестру тут же оборачивался слепой яростью ко всему миру. С бессилием маленького ребёнка, ломающего игрушки, Мики ломал чужие непокорные судьбы. С открытой и доброй улыбкой снаружи, с отчаянной жестокостью внутри. «Вы заплатите за мою боль! Все! А самые чистые заплатят первыми! Потому что чистая душа в этом холодном мире никому не нужна. Да и есть ли душа у тех, по чьей вине…»

Мики снова просыпался, изо всех сил стараясь поймать ускользающий образ абсолютной нежности, любви и доверия. Образ его музыки — настоящей, сильной и сияющей, не сломанной… Но розовое облачко без следа таяло в пространстве, Мики со вздохом вставал и, осторожно присев на край кровати Кодзуэ, до рассвета смотрел на безмятежное личико спящей сестры. Когда-то они были так близки! И всё делили пополам: молочный коктейль, солнечный сад, целый огромный мир и музыку. Мики не мог себе позволить потерять сестру! Особенно теперь, когда эти ужасные звуки прочно заняли место в его душе, стремительно вытесняя оттуда всё доброе и чистое. Невыносимо было оставаться один на один с такой болью, но и рассказать о ней Кодзуэ было невозможно: это всего лишь призраки, она поднимет его на смех! И он потеряет её…

Однажды сон оказался особенно реальным и ярким. Мики снилось, что он наконец добрался до тех, кто сломал ему жизнь. Теперь он готов отомстить за всё! Заброшенная стройка. Девочка над пропастью, как птица в клетке. Перерезать верёвки — и клетка опрокинется, а птичка разобьётся. Бедная маленькая птичка! Милая, доверчивая, беззащитная. Какая жалость! Брат не спасёт её. Да, он готов пожертвовать жизнью ради своей любимой сестрёнки, но напрасно. Его рука, удерживающая трос, уже в крови, жилы натянулись до предела, вот-вот готовые лопнуть. Что ты сделаешь, птичка? Сама прыгнешь вниз? Этим ты причинишь своему брату ещё большую боль! А я буду обрезать одну верёвку за другой, пока вы оба не умрёте, не сгинете, не закончите мучить меня! И не заберёте с собой в ад эту чёртову музыку!!!

Что? Кто это там, за решёткой лифта? Девочка, которой я никогда не хотел делать больно. Отголосок того розового облачка — моей настоящей мелодии… Кодзуэ… Прости, сестрёнка. Я слишком слаб. Игры в силу и жестокость не для меня. Сломанные пальцы, сломанное сердце… Похоже, я навсегда останусь тем маленьким мальчиком, который не может повысить на тебя голос. К тому же я только что, на твоих глазах, чуть не стал убийцей. Теперь пропасть между нами непреодолима. Прости.

Он подходит к самому краю и прыгает. Изломанная музыка смолкает, от ощущения полёта закладывает уши. Чувства успокаиваются, и нежный голос откуда-то из глубины розового облака шепчет:

— Мики, братик!

Он открывает глаза, видит перед собой полную луну над заросшим садом — и крепче стискивает руками балконные перила.

— Ты же не собираешься прыгать? — В голосе сестры тревога натянута, как те верёвки, что во сне удерживали клетку с маленькой птичкой. Кодзуэ подходит тихо, стараясь не дышать, осторожно обнимает тонкими, тёплыми руками, и Мики чувствует, как заходится в отчаянном страхе её сердце.

Привычно опуская ресницы, Мики медленно считает до десяти, а потом улыбается и слезает с перил.

— Конечно, нет! Что за глупости лезут тебе в голову? Просто луна… и призраки танцуют в нашем саду. Это похоже на музыку.

Кодзуэ качает головой, её огромные синие глаза блестят неестественно ярко.

— Призраки? Их же не бывает! — говорит она с ласковой насмешкой, и добавляет по-детски беззащитно: — Никого нет, Мики. В этом мире мы с тобой одни…Только ты и я, как дикие звери в холодном лесу. Никогда не пугай меня так больше, слышишь? Я не могу потерять тебя!

Они долго стоят на балконе, глядя на косматый сад, облитый лунным светом. Кодзуэ доверчиво прижимается к нему, и Мики, обнимая сестру, украдкой бросает взгляд на свои пальцы, на которых нет — и никогда не было — шрамов. Настоящая сила не в грубости и не в жестокости. Сила — в умении понять и простить, принять дорогого человека таким, как есть, и оставаться рядом несмотря ни на что.

Розовое облачко правильной мелодии окутывает Мики нежным теплом. Призраки ушли, с ним остались только любовь и музыка — как в детстве.

— Будешь молочный коктейль? — спрашивает он.

Кодзуэ кивает и улыбается.

Lady Garet

• Главная
• Фантворчество
• Фанфики
• LadyGaret
• Молочный коктейль