Гностический взгляд на гендер и «Юная революционерка Утэна»

Гностицизм — своеобразное религиозное течение первых веков нашей эры. После триумфа христианства при Константине Великом это течение пошло на спад, но опосредованное гностическое влияние обнаруживается во многих более поздних христианских ересях, от богомилов до катаров и далее. Вновь привлёк к себе внимание гностицизм во второй половине XIX века, когда были заложены основы религиоведения: менее исторически удачливый соперник и ровесник христианства заинтересовал представителей молодой науки больше, чем богословов (для которых побеждённые ереси имели мало значения) или историков (ведь заметного влияния на историю небольшие разрозненные группы гностиков не оказали). Идеи почти двухтысячелетней давности оказались созвучны духу времени и, популяризованные учёными, стали пищей для творчества писателей и поэтов. Так, в России влияние гностицизма на культуру Серебряного века — как на около-христианскую философию, так и на работы символистов — очень заметно. Ещё больше популярность гностических и квази-гностических идей возросла после 1945 года — когда были обнаружены так называемые «свитки Мёртвого моря», имеющие к гностицизму опосредованное отношение, но оказавшиеся на слуху, и библиотека Наг-Хаммади, подлинное сокровище для историков религии. Если до того у исследователей было лишь несколько гностических текстов, в остальном же им приходилось полагаться на небеспристрастные и не всегда точные свидетельства христианских апологетов II–III вв., критиковавших еретиков (с их точки зрения), то теперь они могли сосредоточиться на изучении первоисточников, и исследования вопроса ощутимо продвинулись. Но ещё быстрее росла популярность гностицизма и его суррогатов в культуре — причём уже не в элитарной, а в массовой. Гностические идеи становятся популярны в мистических триллерах и фэнтези, находят своё отражение в комиксах и кино… Но по какой-то причине особенно полюбились они японским авторам. Прямые или косвенные отсылки к гностицизму и находившимся под его влиянием религиозно-мистическим течениям можно найти во многих и многих десятках аниме и манги; наиболее известным примером, безусловно, является «Neon Genesis Evangelion», но и вышедшая годом позже «Юная революционерка Утэна» прямо-таки пронизана гностическим символизмом, хоть и менее броским.

Но прежде чем перейти к анализу этого символизма, необходимо сказать несколько слов о том, что такое гностицизм и каковы его характерные особенности. Мы тут не будем затрагивать такие сложные и не решённые однозначно вопросы, как генезис гностицизма, его соотношение с христианством и т. д., а сосредоточимся лишь на типологических особенностях, которые могли найти своё отражение в работе Икухары Кунихико, и постараемся изложить их максимально сжато, а посему можем пойти на некоторые упрощения.

В первую очередь следует сказать, что гностицизм — не религия или философская школа, а совокупность сект, самостоятельных групп религиозно-мистического характера, которые едва ли сами воспринимали себя как единое течение, но при этом транслировали очень схожие комплексы идей и образов. Сам термин «гностицизм» ввёл философ и богослов Генри Мор в XVII веке как производное от древнегреческого γνωστικός — «знающий» (к тому же корню восходит название науки гносеологии). Действительно, общим местом в гностической мифологии является принципиальная важность знания для спасения (от чего — об этом ниже). В некоторых случаях речь идёт о магическом знании архаического характера — необходимо знать имена существ, охраняющих разные уровни небес, чтоб миновать все эти заставы, — но в общем и более базовом смысле речь идёт о самом знании, что спасаться нужно. Причём гнозис — это особое знание, которое не вполне можно передать или сообщить; много позже у Канта такое знание получило название априорного — оно изначально содержится в душе человека.

Но не любого человека. Еще одним определяющим признаком гностицизма являются элитарность и эзотеризм. Гностики не стремились донести своё учение до всех и каждого и обратить как можно больше людей в свою веру — они скорее искали людей, уже по природе своих наделённых знанием, чтоб только напомнить им о нём. Нередко гностики делили человечество на плотских, душевных и духовных, подобно апостолу Павлу в Первом послании к коринфянам, но в самом общем виде речь идёт о разделении на две неравные группы: большинство «плотских», которым ничем помочь нельзя, и меньшинство «духовных», внутри которых уже скрыт свет высшего мира, который и может туда вернуться, стоит лишь указать ему путь и напомнить, что он «не отсюда».

А откуда — это объяснял так называемый «гностический миф». Эта мифологема хотя и варьировалась в своем конкретном содержании от секты к секте, но сохраняла постоянный сюжетный каркас в большинстве из них и считается еще одним определяющим признаком гностицизма. Ниже мы разберем этот миф в подробностях, а пока — суть очень кратко: существуют мир духовный и мир материальный, изначально дурной и несовершенный; некая сущность из духовного мира ниспала в материальный и стала его пленницей; души гностиков и есть её частицы или творения, и они призваны вернуться на свою духовную родину, освободившись от оков материи и освободив тем самым и её, свою духовную мать.

Мы не случайно говорим «её», поскольку сущность, ставшая пленницей материального мира и его правителя, всегда представлялась гностикам женской. Женственной мыслилась и душа человека, даже если между ними не ставился знак равенства. Притом отношение к этому у разных групп было различным: кто-то ждал, что её спасёт другая сущность из высшего мира, мужская, кто-то видел спасение в духовной андрогинности, а кто-то, коль скоро за женщиной надлежит последовать в лучший мир, призывал как раз пестовать женственность. Ниже мы рассмотрим некоторые примеры в контексте обсуждаемого аниме.

Наконец, как уже ясно из вышесказанного, все гностики крайне отрицательно относились к материальному миру и большинству его проявлений. Его создатель (демиург), которого часто отождествляли с ветхозаветным Богом-творцом, мыслился как воплощение зла; в то же время он сам — жертва незнания, демиург считает себя истинным богом из-за того, что сам погряз в материальном, и не вполне понимает, что же он пленил и заключил в человеке.

На этом мы заканчиваем наш краткий обзор особенностей гностицизма как системы идей и переходим к рассмотрению «Юной революционерки Утэны» в их свете.

***

Эзотеричность и элитарность — две главные темы Академии Отори. Студенческий Совет — закрытая элитная группа людей, буквально стремящихся вырваться из оболочки мира. При этом их отделяет от остальных знание об этой цели и о подлинной сути Совета — знание, которым они парадоксальным образом обладают потому, что в этот Совет входят. В то же время фоновые персонажи «Утэны» настолько фоновые, что у них зачастую даже нет лиц, это просто силуэты, в лучшем случае — очкастые клоны. Да и попытки приобрести не принадлежащую им «исключительность» заканчиваются для дуэлянтов Чёрной Розы плачевно… При этом надо отметить, что сам Икухара явно относится к феномену избранности по меньшей мере неоднозначно: не-исключительная Вакаба очевидно превосходит достоинствами исключительного Сайондзи, да и Утэна постоянно одерживает победы над членами Совета, несмотря на то, что не обладает их гнозисом о происходящем — фактически, именно незнание и приводит её на дуэльную арену.

Подчеркнем это особо: очевидные параллели между «Утэной» и гностическим дискурсом вовсе не означают, что это произведение в собственном смысле гностическое или следует в заданном гностиками направлении. Ниже мы постараемся показать, в каких отношениях сериал находится с той системой смыслов и образов, к которой отсылает. Пока же отметим только, что в центре сюжета «Юной революционерки Утэны» стоит закрытая группа людей, стремящихся вырваться из мира, а одной из центральных проблем сериала является исключительность и избранность.

А теперь поговорим подробнее о «гностическом мифе», параллельно сравнивая его с сюжетом «Утэны». Один из наиболее полных, подробных и типичных его вариантов содержится в так называемом «Апокрифе Иоанна», в котором воскресший Иисус рассказывает апостолу Иоанну всю историю мира от сотворения и даже раньше. Его мы и положим в основу нашего сравнения.

В самом начале Творец создает Барбело, она же — Энноя, то есть Первая Мысль, и «она стала Первым Человеком, который Дух Девственный, трёхмужской <…> двуполый, возникший по своему умыслу». Эта гендерная неопределенность Эннои, получающей далее по тексту то женские, то мужские имена и эпитеты, постоянно подчеркивается. Вместе с Отцом (который не то тождественен Творцу, не то является мужским аспектом Эннои — если это не одно и то же) Энноя творит эоны — пять и одновременно десять, так как их пары являют неразрывное андрогинное единство и в то же время брачный союз. Именно этот брачный союз пар, происходящих от единого Отца, составляет Полноту, то есть совершенное и блаженное состояние вселенной… И тут кажется уместным упомянуть роль инцеста в «Утэне». В сериале присутствуют три официальных инцестуальных пейринга; про отношения Анфи и Акио мы поговорим более подробно в своё время, а вот две других пары можно охарактеризовать как дисгармоничные и конфликтные — это, собственно, и не пары: что близнецы Каору, что Нанами и Тога стремятся найти в сестре или брате свою половинку и обрести цельность, но терпят на этом пути трагическую неудачу. Таким образом, мир Академии Отори находится в состоянии радикальной дисгармонии и несовершенства. (Это сравнение может показаться произвольным, но дальнейшие аналогии, как мы надеемся, придадут ему убедительности).

Затем младшему из эонов, Софии, приходит некая мысль, но «не согласился с ней Дух, он даже не ответил кивком, и не одобрил её Супруг — Дух мужской девственный». Но так как эоны обладают почти божественным статусом, «её мысль не могла быть нереализованной, и плод её вышел несовершенным, безобразным по своему облику, ибо сделала она это без своего Супруга». Стоит отметить, что текст никак не указывает, что мысль Софии сама по себе была дурной: беда в том, что она действовала вне своей пары и помимо воли своего брата-супруга. София стремится скрыть этот несовершенный, безобразный плод, названный Ялдабаотом, и выбрасывает его подальше от Полноты, при этом окружив его своим светом и дав ему трон. Сам Ялдабаот характеризуется как «тьма незнания», а смешение тьмы и света сделало его больным и ущербным. При этом, хотя Ялдабаот начинает при помощи присвоенной ему силы света творить, у него не появляется пары — видимо, роль таковой играет сама София, своим своеволием отторгнувшая себя от своей истинной пары в Полноте. Более того, Ялдабаот называет и считает себя Богом и, подобно библейскому Богу, говорит «нет другого бога, кроме меня». София же, поняв, что её свет осквернен и пленен, мечется в раскаянии в этих нижних и тёмных слоях бытия.

Итак, женский персонаж поступает своевольно, преступая свой долг и не действуя в согласии с дополняющим её мужским персонажем (хоть и из благих побуждений). В результате она оказывается вместо прежней своей гармоничной пары связана с эгоистичным, властолюбивым и не понимающим её существом, плененная и запертая в сформированном им несовершенном мире, где он мнит себя единственным властелином. Что это, как не история Анфи, принца Диоса и Акио?

Сходство становится ещё разительнее далее. Эон, составляющий пару Софии, не может спуститься к ней, зато посылает вниз свой образ, который видят Ялдабаот и созданные им архонты и пытаются воспроизвести, сотворив тем самым человека. Схожим образом Диос остаётся пассивной фигурой, пребывающей в недоступном замке в небесах и отбрасывающей вниз лишь свой образ; Анфи должен спасти Принц, но не Диос непосредственно, и при этом «создать» Принца пытается сам Акио со своими вольными и невольными подручными. Создав человека, Ялдабаот вдувает в него дух, то есть силу Софии, а из Полноты к человеку посылается Зоя-Жизнь, помогающая ему противостоять архонтам. Ялдабаот хочет уловить Зою, скрывшуюся в ребре человека-Адама, вырывает её и пытается запечатать в новом, созданном по её женственному подобию теле, создав Еву. Позже, опознав в Еве Зою, он насилует её, таким образом изобретая соитие и придавая людям вредную и опасную потребность в нём. Гендерную специфику этого сюжета мы рассмотрим ниже отдельно, но тут нельзя не напомнить попытки Акио соблазнить и сделать женственной Утэну, претендующую на роль Принца и овладевающую силой Диоса, а также катастрофические последствия в тех случаях, когда Утэна поддавалась на эти провокации.

На этом собственно гностический миф заканчивается, и начинается гностическая сотериология. Вкратце остановимся на связанной с этим притче о душе, не столь уж отличной от того, что мы видели выше, но небезынтересной в контексте сериала. Этот сюжет подробно разработан в так называемом «Трактате о душе», но ссылки на него встречаются в различных гностических учения. Дева-душа покинула дом своего Отца и стала блудодействовать со многими, «думая о каждом, кто соединялся с ней, что это её муж». Но однажды Отец сжалился над ней и повернул её чрево обратно внутрь (а до того оно было повернуто наружу, будто у мужчины, — намек на неудачную попытку души исполнять функции обоих родов или на то, что заблуждающийся человек сосредоточен на внешних вещах, а гностик — на внутреннем, самопознании?). Затем, так как «поскольку она женщина, она одна не могла родить ребёнка», Отец послал ей жениха, он же её брат, с которым они изначально у Отца уже были соединены. Эта версия незначительно отличается от гностического мифа, но ещё яснее параллели с «Утэной».

Итак, как мы увидели, гностический миф почти тождествен в главнейших своих чертах «основному мифу» сериала. При этом трактовки и оценки описанных событий у Икухары и древних гностиков порой сильно различаются, и сейчас мы постараемся это показать.

Как мы уже упоминали, под термином «гностицизм» подразумевается совокупность религиозно-мистических учений и сект, не связанных между собой ни организационно, ни догматически. Большинство из них, правда, были согласны в том, что светлый дух, который гностикам надлежало освободить от оков этого мира, имел женственную природу и происхождение, но выводы из этого делались самые разные. Одни гностические учителя предлагали акцентировать в себе эту женственность, чтоб приблизиться к первообразу Софии, и ставили женщин высоко, другие полагали, что раз София пала, то ей природу надлежит, напротив, преодолеть; некоторые из гностиков видели изначальную мужеженскую гармонию в андрогинности или полном отказе от пола (а тем более — от половых отношений, изобретений дурного демиурга), другие искали ту же гармонию в священном браке и соитии — символическом или вполне буквальном.

Не скованный догмами какой-либо секты, Икухара использует в своём сериале сразу все эти ответы, причём их диалектическое взаимодействие позволяет режиссёру высказаться на темы пола, гендера и сексуальности (несомненно, одни из центральных в «Утэне») в контексте гораздо более широком, чем собственно гностический.

На самом явном уровне женственность — это то, что нуждается в спасении, а мужчина — тот, кто спасает. Такова фабула сказки, лежащей в основе сюжета, таковы правила дуэлей, так ситуацию, очевидно, видит наиболее информированный персонаж — Акио. Наконец, пример Утэны, как мы уже отмечали, также ложится в эту схему: она торжествует в роли Принца и проигрывает, принимая те или иные стереотипно-феминные черты. Подобную модель мы находим у одного из крупнейших гностических учителей, Валентина, а также во многих текстах других школ и направлений. Так, в «Евангелии от Фомы» рецепт спасения дан в весьма категоричной форме: «Симон Пётр сказал им: Пусть Мария уйдёт от нас, ибо женщины недостойны жизни. Иисус сказал: Смотрите, я направлю её, дабы сделать её мужчиной, чтобы она также стала духом живым, подобно вам, мужчинам. Ибо всякая женщина, которая станет мужчиной, войдёт в царствие небесное». Принц Диос, чей дух нисходит на маскулинную (по крайней мере, с точки зрения других персонажей) Утэну и дарует ей избранность и шанс освободиться от мира и освободить его женственную пленницу — Анфи, несомненно, был бы мгновенно опознан гностиками этого направления как Христос, Святой Дух, Логос и тому подобное.

И коль скоро мы упомянули эти имена, приглядимся к этой теме чуть повнимательней. Христос — практически единственный персонаж иудео-христианской мифологии, который не меняет «полярность» в гностицизме (хоть его восприятие, конечно, все равно в корне отличается от ортодоксального). Мы уже отметили выше, что для гностиков Бог-Творец — отрицательный персонаж; напротив, в змие, предложившем первым людям плод древа познания, такие секты как офиты и сетиты, к примеру, видели спасителя и друга человечества. Символизм «Утэны» лишь в малой степени связан с именами, но два наиболее очевидных исключения из этого правила выглядят в данном контексте весьма любопытно. «Dios» — «Бог» по-испански, слово, восходящее к сходно звучащему праиндоевропейскому корню с тем же смыслом; Акио же сам, прямо в сериале, связывает своё имя с Венерой, «утренней звездой» — то есть Денницей-Люцифером. Почему это для нас любопытно? Потому что тут нет никакого реверса: иудео-христианские положительный и отрицательный персонажи сохраняют свои традиционные роли в мифологии «Утэны».

Но вернёмся пока к вопросам пола в гностицизме. Помимо полного презрения к женственности, существовали тенденции к её возвеличиванию — ведь именно женский дух София был залогом спасения тех, кто получил частицу её света-гнозиса. Такой подход встречался заметно реже, но в таких текстах как «Пистис София», «Евангелие от Марии» и особенно «Гром. Совершенный Ум» акцент на торжестве и могуществе женского прослеживается, как и популярный мотив особого, сверх-эзотерического знания, которое Христос скрыл от апостолов и поведал лишь Марии Магдалине. Тем не менее, мы практически не встречаем у гностиков «чисто женской» сотериологии; в «Юной революционерке Утэне» эта тема также не раскрывается (стоит отметить, что Дуэлянты, независимо от их идентичности и обычного стиля одежды, на арене бывают непременно в штанах, что визуально маркирует сериальную сотериологию как, по меньшей мере, не чисто женскую).

Наконец, разумеется, существовал срединный путь, путь синтеза. По образцу мужеженских пар, существующих в неразрывном единстве в Полноте превыше тварного мира, гностики должны были дополнить одно начало другим для достижения совершенства. Дополнить либо через брак-соитие (мистическое, маскулинного ума и женственной души, души и ангела — или, если верить сообщениям христианских апологетов о гностических оргиях, вполне буквальное), либо через актуализацию одновременно обоих начал и переход к символическим андрогинности и гермафродитизму. Так, «Евангелие от Фомы» обещает возможность войти в Царство Небесное, «когда вы сделаете двоих одним, <…> и когда вы сделаете мужчину и женщину одним, чтоб мужчина не был мужчиной, и женщина не была женщиной». Разумеется, тут на ум приходит в первую очередь сама Утэна, которая, несмотря на свои мужские (на взгляд окружающих) манеры и стиль, постоянно настаивает, что она — обычная девушка. А Мамия, своего рода суррогат той мистической спасительной силы для не-избранных от природы, оказывается прямо принуждён к трансгендерности. Что касается брачной символики, вряд ли стоит останавливаться на очевидных коннотациях как сказки о Принце, так и позиции Невесты-Розы. Впрочем, как мы отметили выше, гетеросексуальный акт в «Утэне» всегда несёт угрозу и является чисто разрушительным. Также в финале заявлено, что девушке роль Принца недоступна.

Итак, параллели с гностичесчкими учениями и заимствования из них в «Юной революционерке Утэне» не вызывают сомнений. Но была ли это просто дань моде? Как истолковать эту символику и зачем Кунихико Икухара к ней обратился? Ниже мы попробуем предложить свою версию — впрочем, лишь в качестве гипотезы.

***

Внимательный читатель, возможно, заметил, что в обсуждении выше мы нарочито избегали говорить о развязке сюжета. Это не случайно, ведь финал сериала не просто не укладывается в гностическую схему, но прямо полемизирует с ней.

Начнём с того, что главным источником информации о «гностическом мифе» и энтузиастом его воплощения на практике является не кто иной, как главный антагонист. Именно Акио стоит за организацией дуэлей и поддержанием status quo, он отводит Утэну на спектакль о Принце и Ведьме, и так далее. При этом он не только главный антагонист сериала, но и явный аналог демиурга-Ялдабаота. И действительно, Акио на самом деле не хочет освободить Анфи, его цель противоположная — заполучить силу Диоса, всё ещё пребывающего в небесном замке, то есть не вознести, а низвести и закабалить в материи. По роли он не гностический, а христианский Люцифер. Таким образом, гностицизм в «Утэне» как бы разоблачает и отрицает сам себя — соответственно, идею Принца и связанной с ним квази-сотериологии зритель не обязан воспринимать как истину.

И действительно, финальное спасение Анфи проходит не по сценарию и совершенно не укладывается в гностическую парадигму. Как Принц Утэна терпит неудачу. Ей удаётся спасти Анфи без меча и в разорванном платье, то есть вне какой-либо гендерной роли, в акте не борьбы или познания, но бескорыстного сочувствия, причём сама она триумфатором не становится. Этот финал гораздо ближе к ортодоксальному христианству, чем к гностицизму.

Фактически, он настолько не укладывается в созданную Акио схему, что тот не сразу даже понимает, что освобождение Анфи уже состоялось, — и это демонстрирует, что схема с самого начала была полностью ложной. Покидая Академию Отори, девушка прямо называет занятия своего брата игрой.

Освобождение Анфи оказалось совершенно не связанным с гендерными ролями в любых их комбинациях и имело не глобальный, а глубоко личный эффект, а достичь его Утэна смогла не из-за изначальной избранности, а благодаря волевому усилию и, опять-таки, личному отношению к Анфи. Этой свободе, в сущности, не препятствуют никакие архонты и демиурги из гностического мифа, и выйти из мира-Академии можно просто по желанию, лишь бы достало решимости.

Как нам кажется, Кунихико Икухара намеренно взял узнаваемую и архетипическую (но при том западную, на которую японец может смотреть отстранённо) систему идей, тесно связанных с гендерными ролями и иерархией, а также с темой особого избранничества и природного неравенства, и использовал её для развенчания этих концепций. Гностицизм в «Юной революционерке Утэне» — не случайная дань интеллектуальной моде, но и не подлинная идейная основа; это предмет острой и вдумчивой дискуссии, приходящей в финале к «доказательству от противного».