Солнечный сад — этюд

Заметки из приложения к лазерным дискам

Энокидо Ёдзи, сценарист

— Ну, так что же вы имели в виду в этом сценарии?

— Ой, не спрашивайте. Я смущаюсь. Клетка-тюрьма может стать местом, из которого в один день можно выйти, даже не поняв этого. Но наступит момент, когда вы заметите сам факт существования «лабиринта». Затем приходит момент, когда вы теряете представление о своём пути в этом лабиринте — и теряетесь. Возможно, это случается, когда вы идёте по старому зданию и видите пронизывающие его лучи света. Или когда слышите цикаду в лесу на закате летнего дня. И вы чувствуете нечто, для чего недостаточно просто слова «ностальгия», нечто трогающее за душу, то, что вы чувствуете всем телом. «Надо же, я помню это ощущение. Оно приятное, не так ли…» Не то чтобы вы хотели сесть в машину времени и вернуться в прошлое, но вы хотите растянуть это удовольствие, хотя бы ещё раз снова испытать это чувство.

Не, это всё не то. Я не хочу сказать, что есть моменты, когда вам хочется чего-то подобного. Я имею в виду, что это желание снова испытать ощущения из своего прошлого есть в каждом человеке на глубинном уровне. Иногда вы это замечаете. Наша философия любви, наш идеал будущего, эти вещи, мне кажется, основаны как раз на поиске воображаемого жизненного опыта. Что-то, заложенное на генетическом уровне, с рождения.

Если оставить в стороне выяснения, можно ли считать это желанием вернуть утерянное чувство всемогущества, или просто сентиментальностью, суть в том, что в какой-то момент вы понимаете, что ожидание воображаемых переживаний есть внутри каждого человека, и это сила, такая же, как всемирное тяготение.

«Совсем как моя сестра, — Мики сбивается на шёпот, — Этот солнечный сад… Я нашёл его. Это сияние…»

И мы инстинктивно понимаем, что это опасно. Разумеется, в сентиментальности нет чего-то глубоко неправильного. Это всего лишь инструмент, который можно и нужно использовать. Но поскольку человек по природе своей устремлён в будущее, если мы цепляемся за сентиментальные мысли о прошлом, мы теряем импульс двигаться вперёд и застываем на месте. Вот почему это называется «лабиринт». Кстати, лабиринт — это символ роста и смерти.

После эмоциональных травм люди часто замыкаются в не имеющих постоянной формы лабиринтах переживаний, которые тяжело заметить. И вы «решаете» проблему синхронизацией внутреннего лабиринта с внешним. Отправляетесь в некое путешествие, чтобы ваши раны исцелились к моменту прибытия. Но в центре лабиринта человек оказывается уже не тем, кем был на момент начала путешествия.

Рост означает смерть вашей прежней личности, того, кем вы были раньше.

У лабиринта по имени «жизнь» тоже нет постоянной формы. Наш «путь в жизни», известный как «созидание», возможно, лишь формализация незримого в понятное.

— Так всё-таки, что именно вы хотели изобразить?

Сожаления Мики о том, что у него не получается отыскать своё «сияние». Для Мики Каору «нечто сияющее» символизирует всё тот же воображаемый опыт. Белый дом на холме, зелёная трава на склонах, сам холм и замок в небесах. Это не просто жажда чего-то иного, но мотив «обретения счастья на той стороне», что повторяется в сериале вновь и вновь.

По некоторым причинам мы ни разу не описывали конкретный пример «счастья». Даже «Утэна» из названия означает не сам цветок, а лишь основание для него.

«Нечто сияющее», желание снова пережить что-то ушедшее. Я не хочу отрицать это. (Этот солнечный сад чересчур прекрасен, чтобы его отрицать.) Но я не хочу и всего лишь кичиться его красотой. (Если вами движет одна сентиментальность, вы даже не сможете сохранить способность чувствовать красоту чего бы то ни было в полной мере.) Возможно, моя работа заключалась в том, чтобы история «Солнечного сада» и всего сопутствующего ему сюжета была только этюдом, подготовкой к истории, которую мне только предстоит написать.

Мне хотелось показать, как человек осознаёт, что им управляет сентиментальность, понимает, что им управляет нацеленность в прошлое, и в то же время человек этот достаточно взрослый, чтобы превратить в инструмент и опору своего мира это воздействие. Я уверен, что хотел изобразить именно это. Я чувствовал, что это именно то, что надо. Правда в том, что мир любит нас. Правда в том, что мы тоже можем любить этот мир. Если перейти ближе к делу, я чувствую, что сценарий — разновидность любовного письма. Вообще, мне кажется, что любая форма творчества — разновидность любовного письма. Для него стиль подачи мысли важен куда меньше смысла, и мы не должны размениваться на технический уровень реализации в ущерб всему остальному. (Техника исполнения сама по себе не придаст выразительности. Нужна страсть! Страсть!) Хотя вряд ли кто-то скажет мне, что неидеальные работы — признак моего таланта.

(Смеётся)