Водостойкое тысячелетнее яйцо

---

Когда Дзюри была маленькой, старшая сестра научила её создавать поделки из сложенной бумаги. Цветы, лягушек, лодки. Больше всего Дзюри нравились коробки. Не просто коробки, а такие, модульные, из плотных частей, составляемых в определённом порядке. В этом крылось нечто волшебное, как будто что-то было спрятано внутри.

— Ты закончишь как Урасима Таро, если целый день будешь носить с собой повсюду коробку!

Дзюри была тогда юной, так что её раздражительность была в порядке вещей.

— Ничего подобного! — прозвучало в ответ.

— Вот увидишь, — крикнула старшая сестра. — Однажды ты пропадёшь за морем, а когда вернёшься, мы все постареем и умрём. Когда ты откроешь свою коробку, тебя унесёт ветром!

Дзюри вздёрнула подбородок.

— Не унесёт.

— Да? Ты позаботишься об этом?

Юная и наивная, Дзюри уверенно кивнула:

— Позабочусь!

Старшая сестра посмотрела на неё умудрённым опытом взглядом. Её губы изогнулись, пряча улыбку. Сестра подняла одну руку, опустила другую, а затем накрыла сверху и снизу сложенные ладошки Дзюри, раздавив коробку между её пальцами.

— Будь осторожна, детка. Это важный урок, который я преподаю тебе, я…

Но Дзюри расплакалась и убежала к матери, и, какой бы урок сестра ни собиралась ей преподать, он пропал даром.

Что она забыла имя мальчика, нырнувшего в воду, чтобы спасти её сестру, — это Дзюри не испугало. Вот когда она поняла, что не может вспомнить имя сестры или мамино, — тогда стало страшно. Она не могла вспомнить, почему её сестра вообще оказалась в реке и что случилось потом.

Миновало по меньшей мере шесть лет с тех пор как те девочки окончили школу, и пять после выпуска той другой девушки, так ведь? Определённо, прошло уже много времени. Почему же сама Дзюри никак не закончит учебу? Иногда, размышляя над этим, она насчитывала шесть лет. А в другие разы и десять, и пятнадцать, и сто.

Она хорошо себя чувствовала. Только немного кружилась голова. Облокотившись о стол в комнате Студенческого Совета, Дзюри опустилась на кованый стул. Эта девушка, и те три, которые окончили школу. Почему она не может вспомнить, как их звали? Мики знал их, и Тога, и Сайондзи.

Одна из этих девушек была членом Студенческого Совета. Дзюри закусила губу. Эта девушка сидела за этим столом, она вечно следовала по пятам за Тогой.

Бросив взгляд на стол, Дзюри увидела там пачку бумаги для оригами. Листы выскользнули из пластиковой упаковки и легко рассыпались по столешнице. Жёлтые выделялись ярче всего.

Дзюри подцепила один лист и принялась складывать по знакомым изгибам. Девяносто градусов, сорок пять градусов. Что-то было не так с Академией Отори, и дело было вовсе не в учебном плане. Дзюри заострила ногтем складку к верхушке. Следующая часть листа: девяносто градусов, сорок пять, верхушка. Ритуал изготовления модульных частей нравился Дзюри больше всего. Подогнать их так точно, чтобы они соединились впритык, не оставляя зазоров.

Кольцо Дзюри зацепилось за одну из частей, когда она складывала её. Дзюри уставилась на свою руку, как будто впервые в жизни разглядела её по-настоящему.

«Если цыплёнок не разобьёт скорлупу, он умрёт, не родившись», — прошептала она себе под нос. Сняла с пальца кольцо дуэлянта — медленно, поглядывая через плечо, чтобы убедиться, что никого нет поблизости. Раздвинув стенки коробки, опустила кольцо внутрь и закрыла коробку вновь. Она смотрела на коробку, не отводя глаз. Она уже приняла решение, а сейчас просто тянула, откладывая неизбежное.

Она не вернётся в свою спальню и ни с кем не заговорит, кто бы ни попался ей навстречу. Она не выйдет из фехтовального клуба, не подаст заявление на отчисление из Академии и не пойдёт искать кого-то из друзей. Единственный возможный путь — за порог школьных ворот.

Ей уже приходилось его перешагивать, но никогда — с таким намерением; на этот раз, когда Дзюри ступила на землю обеими ногами и осмотрелась, мир вокруг растворился. Небо нависло плотной и тяжёлой тьмой. Прикосновение холодных волос, не её, чужих, прошлось по запястьям и щиколоткам.

Дзюри намокла, а лёгкие разрывало от боли. Постойте-ка, она очутилась под водой? Да, под водой! Дзюри оттолкнулась, освободила лодыжки и, преодолевая сопротивление одежды, устремилась к поверхности. Ничто не имело значения, только сладкий и чистый воздух. Мышцы ныли, а затем, ощущая раздирающую боль внутри горла, Дзюри вынырнула. Точнее, ещё барахталась в воде и откашливала привкус соплей, ушной серы и желчи из дыхательных путей. Волосы спутались и облепили голову, пока Дзюри выплывала из глубины, занавесили глаза и кололи их.

Неподалёку, с берега, кто-то кричал.

Дзюри молотила по воде, стараясь держать голову на поверхности, кашляя и отплёвываясь. А затем услышала голос.

— О, это ты! Эй, ты! Арисугава! Хватит притворяться, что тонешь, просто стань на ноги!

Голос казался знакомым. Вряд ли это было важно, учитывая чрезвычайность ситуации. Дзюри опустила ноги и нашарила дно.

Шокированная, избавившись от страха утопления и чувствуя себя теперь немного глупо, Дзюри осознала, что находится в водоёме глубиной по пояс, а на берегу стоит женщина лет двадцати с небольшим и машет рукой.

— Эй, там! Арисугава!

У женщины были светлые волосы длиной до плеч, но уложенные странным образом. Что-то в ней было такое.

— Э-э-эй, говорю! Давай, вылезай на сушу, а то ещё увидит кто-нибудь знакомый. Я тебе помогу, но только чтобы мне не оскандалиться. В моей работе первое впечатление — это всё!

Дзюри сдалась. «Потом разберусь». Она пробралась к краю водоёма и выбралась из него. Капая водой на бетон, обернулась — и очень смутилась. Водоём оказался мелким, искусственным, больше похожим на фонтан. Закрытый, расположенный в центре парка, снабжаемый водой посредством насосов и труб. Для человека не существовало ни единой реальной возможности выйти из главных ворот частной школы и оказаться в этом фонтане.

Её схватили за руку.

— Идём, говорю! Можно подумать, ты не только промокла, а еще и оглохла. Нам пора.

Дзюри позволила этой женщине утащить её за собой. Ну и вид у них, должно быть, был. Невысокая, хорошо одетая женщина лет двадцати пяти, тянущая за собой насквозь промокшую высокую девушку-подростка.

— Кто вы такая? — требовательно спросила Дзюри. — Какое вам вообще дело?

— Кто я? Тьфу, только не говори мне, что забыла. Прошло уже несколько лет, но ведь не так много.

Её голос — стал старше, но всё ещё узнаваем. Её волосы, — уже другие, но того же цвета. Она осталась такой же властной, эгоистичной, нетерпеливой и одержимой собственным имиджем.

— Нанами?!

Именно так её звали! Кирю Нанами, младшая сестра Кирю Тоги. В свое время она тоже стала дуэлянткой и членом Студенческого Совета. Ещё перед тем, как те две другие покинули школу, Нанами уже сняла свое кольцо. И вскоре после этого перевелась из Академии.

— Ну не умницы-разумницы ли мы сегодня. — В какой-то момент жизни игривые ноющие замечания Нанами превратились в сухой сарказм. Именно это напугало Дзюри больше всего.

— Сколько тебе лет?

Дзюри должна была знать. Она перешла за Нанами через дорогу и свернула в переулок.

— Что? Беру свои слова обратно, старая кошёлка среди нас — тупица. Леди в твоём возрасте уже должна понимать, что нельзя задавать вопросы подобного рода. Такое впечатление, что ты завидуешь моей юности.

Дзюри с тревогой взглянула на себя. Она немного спотыкалась при ходьбе.

— Я не в школьной форме, — сказала Дзюри. — И не в своей собственной одежде. Моя кожа, она…

— Постарела, ага. Молодец, сообразила, — засмеялась Нанами, покачала головой (её волосы развевались, когда она вертела головой влево-вправо), достала из кармана маленький блестящий бесформенный прямоугольник и приложила его к панели рядом с дверью. — Я так говорю, но я была напугана больше твоего, когда ушла из школы, а ведь меня от реальной себя отделяло всего несколько лет.

Дзюри начала кое-что понимать. Она кивнула. Значит, чем бы ни была эта похожая на сон школа, она находилась вне времени. Нечто вечное? Это едва не заставило её рассмеяться.

— Да, я не знаю, сколько мне лет. Кто ещё здесь остался, и заметили ли они мое отсутствие…

Нанами подняла палец.

— Ш-ш, тут я работаю. Можешь остаться на этот вечер со мной, тогда позже поговорим. А сейчас раздевайся. В том пруду один год было полно водорослей. Ты заболеешь.

Нанами провела Дзюри через маленькую тёмную подсобку в кабинет с голым бетонным полом, тремя столами, сейфом и картотекой. Лампы светили ярко — не как лампы накаливания и не как люминесцентные, — а ноутбуки на столе были тоньше книжек в мягкой обложке.

— Боже мой, — крикнул кто-то. — Что случилось? Нанами! Принеси запасную одежду!

— Как я и собиралась сказать, пойду принесу запасную одежду. Снимай с себя всё мокрое.

С заговорившим мужчиной как будто что-то было не так. Но если времена поменялись — телефоны, компьютеры, причёски, — и тут было, вероятно, отличие того же рода. Дзюри ничего не знала о современном обществе и его культуре. Мужчина был старше её на несколько лет. Черт, младше, вот проклятье. Значительно младше. Моложе Нанами. Он был младше — и выглядел взволнованным, смущённым и заинтригованным.

— А… здесь есть туалет, молодой человек?

Он моргнул, покраснел, кивнул и показал:

— Дверь слева.

Дзюри выбросила его поведение из головы. Всему своё время. Первым делом — странности её собственного тела.

Туалет был только один — значит, невелико предприятие. Можно было уже догадаться по размеру подсобки и отсутствию какого-либо склада или места для приёма груза.

Нет. Она не будет отвлекаться и избегать мыслей об этом. О своей одежде и своем теле. Точно. Она в мокрой шёлковой рубашке, короткой белой сорочке, простом белом бюстгальтере и длинных свободных темных брюках. И в практичной обуви. У неё мог бы быть подобный наряд в школьном гардеробе, но вся эта одежда была ей незнакома. Одежда хлюпающим ворохом осела на полу, и так как она ещё не обтекла достаточно, начала собираться лужа. Оставшись в неудобном белье, Дзюри принялась отжимать одежду, стараясь свести наводнение к минимуму.

Пальцы нащупали какие-то странные пуговицы. Дзюри хотела уйти, оставив всё позади, но теперь Сиори, Тога, Мики и даже этот засранец Сайондзи остались навсегда вне досягаемости. Она больше никогда не вернется в фехтовальный клуб, не приведет кого-то из первоклассников в этот спорт. Больше никогда не увидит никого из них.

Дзюри закрыла глаза. Сделала глубокий вдох. Её тело — вот то, на что она могла бы рассчитывать в своей взрослой жизни. Мышцы всё ещё в тонусе, будто бы она всю жизнь продолжала заниматься фехтованием. Идеальная осанка. Ни новых шрамов, ни пирсинга, ни каких-либо сюрпризов, свидетельствующих о том, что её тело вообще прожило эти годы. Но когда Дзюри ущипнула себя, её кожа оказалась немного рыхлее, а плоть на костях мягче. Старение.

Нанами забарабанила в дверь.

— Эй, я не могу ждать здесь вечно!

Дзюри чуть приоткрыла дверь, чтобы только выглянуть наружу, не желая показывать себя.

— Ты не стучала. Я бы не заставила тебя ждать.

— Ага, ну да. Может быть, я просто ищу повод. Да мне он даже не нужен! Сижу я, обедаю, и тут внезапно мое отвратительное прошлое всплывает в пруду, и я даже не могу послать его нахуй. Не стоит благодарности.

— Спасибо, — ответила Дзюри. — Но если ты не хочешь мне помогать, могу опять одеться в свое и навсегда исчезнуть из твоей жизни.

Нанами хмуро посмотрела в щель двери:

— Ой, просто возьми эту грёбаную одежду.

Засунув в щель рубашку поло и тёмные брюки, Нанами развернулась и зашагала прочь.

— Не ожидала, что ты повзрослеешь настолько, чтобы использовать подобную лексику, — с удивлением сказала Дзюри за дверью. Надев плохо сидящую, колючую одежду с логотипом фирмы, Дзюри нехотя признала, как хорошо просто быть сухой.

Когда она вернулась в кабинет, молодого человека там уже не было, а Нанами подпиливала ногти, сидя за столом.

— Вот и всё, вообще-то. Я не могу отойти, вдруг позвонят. У нас тут каждая секунда на счету. Так что отдохни пока. Возьми с третьей полки пакет, кинь туда мокрую одежду. Остальные телефоны не звонят. Просто присядь и зайди под гостевым логином, время убить. Мне осталось сидеть три часа.

Странно было здесь, где время двигалось. Мгновения действия и тихого размышления не всегда попадали в ритм с событиями и эмоциями, все казалось не таким инсценированным, не таким отрепетированным. Компьютеры отличались, но не слишком. Дзюри залогинилась как гость и нашла общие функции и папку с играми. Где-то после двух часов «Сапёра» мимо прошла Нанами.

— Перерыв на чай, — сказала она. — Хочешь чего-нибудь?.. Ох! Нет, нет-нет-нет-нет-нет.

— Что?

Нанами перегнулась через плечо Дзюри, задев своим плечом её ухо, и схватила мышку. Она не пользовалась духами, от неё пахло только её собственными кожей и волосами, а ещё моющим средством, которое она клала в стиральную машину. Именно в этот момент Дзюри осознала, как свободно теперь было в пазухах её носа — и насколько вездесущ был запах роз в школе. Она чувствовала, как будто все эти петли и узлы в её груди медленно развязывались, разворачивались. Могли свободно расти в этом свежем, чистом воздухе.

— Безлимитный доступ, притом куда быстрее, чем ты помнишь. Ух ты. А ещё у нас теперь есть поиск. Пытаться вспомнить, как было в школе — та ещё головная боль. Вот. Интернет-браузер. Гугл. Введи что-нибудь хорошее и безопасное. Например, «видео фехтовальных турниров».

Нанами напечатала слова и нажала на кнопку ввода. Она показала на результаты.

— Видишь? Звук включить не могу, но так ты хотя бы можешь провести время с пользой. Развлекись, почитай новости, мне все равно. Но я не собираюсь проводить весь вечер с человеком, которого дурацкие игрушки ввели в ступор.

— Точно, э, спасибо. Спасибо тебе. — Дзюри стало легче. Ей было скучно, очень скучно. Так скучно, как бывает только тогда, когда сидишь и пялишься то на стену, то на цифровой «Солитер».

— Так что, чай? Кофе? Ничего пристойного у нас нет, но все же помогает не уснуть.

— Да-да, спасибо. Я могла бы… — Дзюри подняла руку, но Нанами уже выскочила из комнаты. — …Помочь, — тихо закончила она.

Нанами дала Дзюри чай с молоком, без сахара. Дзюри пила не совсем такой, но он был горячим, и согрел её ещё больше изнутри. Она отпила и пристально посмотрела на видео. Олимпийские соревнования, о которых она даже не слышала. Форма, грация, и это проклятое мошеннически-ленивое обращение с податливостью современной шпаги: сжульничать на балл, используя вихляние или щелчок. Это было уродливо, лениво, неправильно. Закономерный итог торжества победы.

— Здравствуйте, — сказала Нанами, когда ее телефон позвонил. — Вы позвонили в «Радужную Службу Поддержки». Чем могу помочь?

Дзюри кликнула на следующее видео, на этот раз — неофициальный тренировочный матч небольшого районного фехтовального клуба, и увидела, как юноша поднял шпагу и щёлкнул ей в приветственном жесте.

— Ха-ха-ха, нет, тут совершенно нечего стесняться. Даже если эту информацию распечатают или сделают тебе брошюру, держать такое дома может быть опасно. Я отлично понимаю. Я поищу тебе ответ, так я смогу предоставить самую подробную информацию.

Его противник кивнул и отсалютовал в ответ. Они встали в позицию.

Нанами кликнула четыре раза. Она радостно сказала:

— Ну вот! Оптимально использовать магазинную смазку на водной основе и презерватив, как меру предосторожности. Можно набрать бесплатных презервативов где угодно — никого же не касается, куда именно ты собираешься их засунуть? Да, о чём я. Совершенно точно ничего липкого или с зернистыми частицами. Не используйте ничего, что не взяли бы в рот, это очень хорошее правило. Скользкие штуки. Растительное масло сойдёт, или сливочное, или увлажняющий крем щадящего типа — главное, ничего такого, что ты не взял бы в рот.

Фехтовальщики что-то делали, Дзюри была в этом уверена. Ее глаза были широко открыты, но она не могла сосредоточиться ни на чём, кроме спокойного, по-матерински мягкого голоса Нанами.

— Я ответила на твой вопрос? О, нет. Ничего кислого. Вдруг сдерёшь что-нибудь? Чувствовал когда-нибудь эту боль, когда льют антисептик на рану? Уй.

Нанами послушала несколько секунд.

— Конечно, нет проблем. Та-а-ак, порядок! — Она кликнула, и ещё раз. — Автоматы с презиками должны быть возле большинства аптек. Какие-нибудь улицы возле ночных клубов. Анонимности ради, отправляйся куда-нибудь подальше от обычного маршрута, в скучный район, куда твои друзья не заглядывают. Тогда сможешь зайти в магазин, посмотреть больше марок и задать вопросы продавцам. Они решат, что ты гетеро, просто очень добрый — избавляешь свою девушку от хлопот. Правильно? Правильно. Я думаю, всё пройдёт хорошо. Можешь, кстати, купить сразу со смазкой. Удостоверься, что с презиком используешь средства только на водной основе. Если уж так стараешься соблюсти безопасность, то незачем рвать его, правда?

Наступило долгое молчание, от которого Дзюри ощутила себя не в своей тарелке, а её кожа зачесалась. Она оттянула свою футболку на груди и вгляделась в логотип. «Радужная Служба Поддержки для ЛГБТ-проблем».

— Не за что. Я, может, и не эксперт по этой части, но мы справились. Перезвони в любое время с восьми до десяти, мы здесь, если понадобимся. И тебе, дорогой. Отлично, пока!

Нанами протяжно выдохнула и потёрла глаза руками, как только повесила трубку. Она закатила глаза и оглянулась на Дзюри.

— Мальчики. Девочки всегда хотят поговорить о приёмах, в какой клуб лучше пойти, или как понять, что они кому-то нравятся. А мальчики боятся покупать презервативы и смазку. Нам бы, на самом деле, сделать многоканальный телефон и соединить их парами — они бы сами решили все свои проблемы.

— Да, — сказала Дзюри. — Так ты… — Нет, нельзя было это так просто спрашивать. Она сдалась и выбрала более безопасный, вежливый вариант: —…Давно тут работаешь?

Нанами усмехнулась. Она точно знала, какой вопрос едва не прозвучал, — Дзюри была в этом уверена.

— Ну, уже какое-то время. Я волонтёрствовала, потом местные власти дали субсидию, и вот теперь я здесь. Теперь можем себе позволить больше смен, благотворительных взносов тоже больше. Я думаю, родители становятся терпимее, как только узнают. Ну, это хорошие родители. О плохих даже не спрашивай, я слишком много могу о них сказать.

Дзюри моргнула.

— Ещё бы.

Нанами засмеялась. Она покачала головой и кивнула.

— Прости, я не смеюсь над тобой. Я просто… смеюсь. Над тобой. Ты всегда стояла намного выше меня, была настолько старше, такая утончённая. А теперь ты всё ещё девушка-подросток, а я такая раскованная циничная взрослая. Страшновато. Так лучше уж смеяться, чем кричать, правда?

— Правда, — ответила Дзюри, — но я не подросток! Я старше тебя!

— А-га, — сказала Нанами. — Все взрослые женщины ведут себя именно так. Краснеют, когда кто-то упоминает контрацептивы, и конфузятся, не зная, как вежливо спросить о чьей-то сексуальной ориентации.

— Так ты…

— Что я?

Дзюри закусила губу. Она была выше этого, она была величественной и взрослой, и это наверняка было не так уж трудно.

— Ты лесбиянка?

Телефон зазвонил, и Нанами приподняла руку, откладывая ответ на потом.

Отработав свою смену, Нанами провела Дзюри через улицы. Очевидно, она жила близко от центра, и автобус был не нужен.

— Я и не думала, что ты будешь работать в таком месте, когда повзрослеешь. Думаю, я просто никогда не представляла тебя взрослой, — сказала Дзюри. Ей было труднее, чем можно было себе представить. Короткие лестничные пролёты, повороты за углом, столкновения с указателями, которые (она могла бы поклясться) должны были стоять дальше.

— Ага, конечно. Это говорит единственный ребёнок из нас двоих.

— Я не ребёнок! — упёрлась Дзюри.

— Ребёнок. Ты выше, чем привыкла быть, и спотыкаешься на ровном месте. Потом станет легче, поверь мне. Я такое у парней постоянно наблюдаю.

— А? — Дзюри сосредоточилась на том, куда ставит ноги. Становилось действительно легче. Она чувствовала себя неуклюжей, топорной, и ее раздражало, что она так нескладно двигается.

— Иногда у детей не получается скрыть, и их родители этого не выносят. Есть, конечно, приюты, но иногда нам всем приходится брать кого-то на ночь-другую. У меня есть на этот случай лишний матрас. Я беру только парней, не люблю ночевать с похотливой молоденькой девчонкой. Чувствую себя извращенкой. А парни растут быстрее девушек, вот и становятся нескладными, как ты.

— Что ж, спасибо. Я польщена.

Нанами ухмыльнулась.

— Правильно. У тебя так волосы спутаны, ты вряд ли сегодня от кого-то дождёшься комплиментов. О!

Нанами схватила Дзюри за рукав и втащила ее в аптеку.

— Вот. Выбери что-нибудь, я оплачу. Расчёска, гребень, тампоны или прокладки. Макияж не надо, хорошо?

Дзюри ошеломлённо кивнула.

— Почему лампы такие яркие?

— А, светодиоды. Они энергосберегающие. Не переживай, привыкнешь. У меня дома в светильниках поменьше лампочек, не так впечатляет.

Дзюри быстро похватала нужные вещи. У нее было навязчивое чувство, что её спутанные волосы, мокрые носки и логотип на груди бросаются в глаза. Расчёска, гребень, ножницы для волос. Шампунь, кондиционер. Зубная щётка, паста, зубная нить, гель для умывания. Прокладки и тампоны. Она никогда раньше не брала сразу все эти предметы повседневного быта, а стоили они немало.

— Ну да, — произнесла она, вынося сумку из магазина. — Инфляция.

— Ха! — Нанами хихикнула. — Подожди, ещё увидишь, сколько стоит рамэн. Сердце может не выдержать. Поторопись, у нас ещё дома дела.

Дзюри начала шагать шире, чтобы успеть, споткнулась о край бетонной плиты и выругалась.

— Вау. Ты такая милая, когда неуклюжая. Ты была такая же милая в школе? Если вспомнить, какая ты там была угрюмая, — могу сказать, что да. Я так рада, что ты выбралась оттуда.

Дзюри сосчитала до десяти, перехватила поудобнее сумку, в которой лежали все её земные сокровища, и пошла дальше.

Нанами выдала ей мешковатую пижаму в дешёвом пластиковом пакете. Дзюри предположила, что у большинства гостей Нанами нет времени сложить чемодан, прежде чем уйти из дома. Странно было представлять полку с одеждой, приготовленную для людей, чья жизнь вот-вот разрушится.

Душ был блаженством, а расчёсывая спутанные волосы, Дзюри так расслабилась, что едва не уснула на полу ванной. Когда она вышла, у нее не было сил даже съесть ужин. Она поковыряла еду, наклонила голову, чтобы вылить воду из ушей, и начала наблюдать за Нанами. Она действительно повзрослела. И действительно успела позаботиться о множестве бездомных подростков. Можно было понять по тому, какие быстрые, лёгкие безвредные обеды она готовила. По заправленному и готовому матрасу, по уюту всей комнаты. По тому, что Нанами не выбивала информацию, но была готова поговорить.

— Хочешь узнать, как там Тога?

Нанами высунула язык.

— Этот гад? Ни за что. Если он возьмётся за ум и присоединится к реальному миру, то может быть. Но если он всё ещё прячется от себя, то нет. Он меня ненавидит, — поделилась она с Дзюри, — потому что раньше так сильно меня любил, так хорошо обо мне заботился, что я никогда не сносила от наших родителей такого, как он. Вот ведь двуличный идиот. Я понимаю это, но простить не могу.

— Ну, если припомнить то да сё, можно сказать, что я была ему подругой, хотя звучит это извращённо.

Нанами пожала плечами.

— К этому привыкаешь. Так вот, насчёт тебя. Ты выбралась. Ты вышла из пруда. Почему? Это как-то связано с историей, которую ты нам рассказывала — что твоя сестра чуть не утонула?

— Хм?

— Я выбралась недалеко от водостока, — призналась Нанами. — Судя по всему, я пропала много лет назад. Ребёнком. Я исчезла у водостока, в дождливый день. Мой брат и родители пропали примерно в это же время, так что все их деньги просто лежали в банке под моим именем. Я чувствую себя запачканной, когда ими пользуюсь.

Дзюри кивнула, нахмурилась, почувствовала, как между бровями собирается боль.

— Разве твои родные не жили в городе совсем рядом со школой? Как же они могли…

— Ох, ну ты и бестолочь! Нас похитили таинственные силы и спрятал где-то обезумевший бог. — Нанами вздохнула, ссутулившись. — Ладно, это лучшее объяснение, какое мне удалось придумать. Ох, блин. Хочешь позвонить родителям?

— Не сегодня.

На один день с Дзюри хватило событий. Она так устала от всего этого, ей просто хотелось лечь и уснуть. Сколько ей было лет, тридцать? Может, ее сестра вышла замуж, может, родители отправились на пенсию. Она бы не узнала их и не сообразила, о чём с ними говорить.

Ей трудно было уснуть. Она застыла без движения, вытянувшись на маленьком матрасе и стараясь ровно дышать. Расслабиться.

— Всё нормально, — ласково сказала Нанами. Она встала на колени у изголовья Дзюри. — Ты очень быстро повзрослеешь. Сейчас тебе кажется, будто ты отстала от жизни, но это не так. Не взаправду. Раньше ты была взрослее нас всех на годы.

Она погладила Дзюри по волосам, словно успокаивала ребенка. Дзюри хотелось было открыть глаза или запротестовать, но она слишком устала. Она осталась лежать на месте и позволила всему идти своим чередом. Это помогало расслабиться лучше, чем она готова была признать.

— Ты была более зрелой, чем большинство из нас. Ты лучше знала собственное сердце. Ты станешь самой элегантной женщиной в мире, круче высокого горного склона. Ты научишься шагать на своих длинных ногах и поймешь, как двигаться дальше. Обещаю.

«С каких это пор, — подумала Дзюри, — Нанами научилась говорить так искренне?» Голос был её, без сомнения, но слова звучали так мило и нежно. Так легко было поверить в них.

Сон добрался до неё и навис над ней, как волна.

Во сне она вернулась в родной дом. Он был пуст, полон пыли и паутины. На самом деле у них не было сада, но почему-то это казалось неважным. Сад был, а в нём был пруд. Вместо камней или кафеля его обрамляли надгробные плиты. Она не прочла всех надписей, но под ними лежали не только её родители и сестра. Она поняла, не глядя. Женщина, работавшая на железнодорожной станции. Няни, воспитательницы. Тётушки, дядюшки, бабушки, дедушки и кузины.

Под её взглядом трава увяла и умерла. Вода в пруду закипела и испарилась. Сами надгробные плиты выщербились, поросли мохом и рассыпались.

В руке она держала шкатулку, идеально сложенную из необычайно дорогой, прекрасной бумаги. Тонкую до прозрачности. Что-то светилось внутри. Больше ничего не оставалось. Дзюри потянула за угол, открыв шкатулку. Ярко светившиеся узоры на бумаге расцвели у нее в руках, и хотя она думала, что найдёт кольцо, внутри не было ничего. Никаких объяснений этому внутреннему свету. Там не было ничего.

Она обратилась в ничто. Открытая шкатулка упала и скатилась в пруд. Пустая одежда зависла в воздухе, затем соскользнула на землю. Пошёл дождь. Шкатулка размокла, утонула во тьме. Колючий куст пророс сквозь её одежду, разрывая ткань, пока не осталось ничего, ни единой нитки...

Она проснулась в поту, со сведёнными голенями и сухим шершавым горлом. Кто-то сидел рядом, переворачивая гладкие журнальные страницы.

— Не делай вид, что спишь, — сказала Нанами. — Ты уже не ёрзаешь, не крутишься и не бормочешь. В школе ты была такой крутой, я бы и не подумала, что ты говоришь во сне. Кошмар?

Дзюри потянулась, чтобы избавиться от судороги в плечах, и начала растирать голени. Она моргала, покуда зрение не пришло в норму.

— Быть может. Я словно закоченела, ничто меня не трогало. Не то чтобы мне было страшно.

Нанами закатила глаза.

— А то бы ты призналась. Ладно, на завтрак у нас тосты. Угощайся.

На выбор были масло, апельсиновое варенье и клубничный джем. Дзюри не могла решиться, так что она отказалась от всего и съела холодный сухой тост.

— В общем, я возьму на работе неделю отгула, помогу тебе встать на ноги. Даже если ты не хочешь связываться с семьёй, нам надо найти тебе какое-то удостоверение личности.

— Точно, — сказала Дзюри. Она отпивала немного сока после каждого куска, чтобы легче было глотать. – Когда я очнулась, у меня не было кошелька.

— Не было, конечно. У меня тоже.

— Видимо, мы их не захватили, когда оказались там.

Нанами нахмурилась.

— Нет. Слушай, я понимаю, это трудно, но если ты знаешь ещё что-нибудь о том, как…

— Как я утонула?

Нанами посмотрела в сторону.

— Ага, как ты утонула.

— Моя сестра упала в воду, а тот мальчик прыгнул вслед за ней. Она дёргалась и кричала, и он ушёл под воду. Он так и не вынырнул. Я увидела его волосы, услышала чей-то крик. Она бы утонула. Поэтому я тоже прыгнула в воду. Она была больше меня, но я всегда была сильной и быстрой. Лучшей в спорте. Я добралась до неё и продержала ее над водой сколько нужно, это я знаю… Но потом…

Она обхватила голову руками. Голова болела. Всё казалось бессмысленным.

— Эй, всё нормально. Ты молодец. Ладно. Ну что, давай займёмся предположениями. Мы обе утонули, и похоже, что все остальные в этой мерзкой школе умерли или почти умерли.

У Дзюри перехватило дыхание.

— Умерли?

Нанами пожала плечами.

— У меня было время над этим подумать. Логично, правда? Какой-то дух похищает людей, которые уже распрощались с этим светом. Нам обеим повезло, мы выбрались.

Поражённая Дзюри уставилась на нее.

— Это самая глупая идея, какую мне доводилось слышать.

— Конечно, а вытащить свою душу из тела в форме меча — это жуть как научно. — Нанами закатила глаза и отмахнулась. — Мне пора на работу. Попрошу отгул, кто-нибудь меня подменит. Мы со всем этим разберёмся.

Нанами подтолкнула через стол ключ и пластиковую карточку.

— Я сделала тебе предоплаченную кредитную карту из торгового автомата, а это чтобы открыть входную дверь. На карте пара миллионов, на день тебе должно хватить. Не забывай смотреть на цены: можно легко забыть, как всё дорого.

— Да, мамочка, — сказала Дзюри.

— Ох, ну ты и кокетка. В это мы с тобой поиграем, когда я вернусь. Пока-а-а!

Нанами захлопнула за собой дверь.

Поиграем? Во что поиграем? Ой, фу. До чего вульгарно.

— Могу поспорить, тебе бы хотелось, чтобы я с тобой в это поиграла. Нахалка.

Дзюри достаточно было произнести это в пустой комнате, чтобы почувствовать себя чуть лучше.

Город был маленький и спокойный: пара дискаунтеров, несколько фирменных ресторанов, но в основном — частные заведения. Не настолько маленький, как город, где была их школа-интернат, но далеко не мегаполис. Рядом с домами росли сады, и прохожему редко приходилось ждать, пока проедет машина, чтобы перейти через дорогу.

Дзюри нашла типичный магазин дешёвой одежды, где продавались в основном футболки с неприличными надписями в пластиковых мешках, да ещё какие-то юбки и рубашки свисали с проволочных вешалок в тёмной комнате с бетонными стенами. Она даже не знала свой собственный размер. Ей удалось угадать, но ничто из одежды по-настоящему не подошло. Она купила несколько мужских рубашек и длинную тёмную юбку — не слишком женственная одежда, не слишком мужественная. Она пообедала в «Макдональдс», морщась от вкуса еды. Она зашла в магазинчик «Всё за 100 иен» — по крайней мере, это не изменилось. Она купила миниатюрный пластиковый набор для игры в боулинг и пачку бумаги и провела вторую половину дня в квартире Нанами за чтением газет, просмотром телевизора, складыванием шкатулок и бросанием пустого двухсантиметрового пластикового мяча в трехсантиметровые пластиковые кегли.

Нанами вернулась и принесла готовую еду в пластиковых контейнерах. Улыбнувшись — устало, но беззаботно, — она подошла к столу. Склонила голову набок, чтобы взглянуть на то, что складывала Дзюри.

— Это что, яйцо?

— Это шкатулка, — сказала Дзюри.

— Угу. Похожа на яйцо. Странно.

Дзюри фыркнула.

— Кто бы говорил. Ты и в роли сексолога, помогаешь подросткам-геям?

Нанами нахмурилась.

— Это важно. Тебе не понять, да я и не хочу, чтобы тебе пришлось понять. Поэтому я и терплю тебя, вожусь с тобой. Это тяжело, очень тяжело, когда у тебя никого нет. Неважно, почему: потому что они все умерли или обходятся с тобой так, будто ты для них умерла, есть у тебя деньги или нет, это тяжело!

Дзюри сглотнула.

— Нанами…

Она представила, как это могло бы быть: она, двенадцатилетняя — или четырнадцатилетняя, или сколько ей там было в лет в школе, — оказывается одна в этом мире. Дзюри многого стоило бросить Сиори. Но лишиться семьи, всей своей семьи…

— Нанами, прости, — сказала Дзюри.

Нанами осклабилась, затем широко ухмыльнулась.

— Ладно, ты просто злишься, что я не такая миленькая, как прежде, но это тоже неплохо. Есть свое очарование в том, чтобы быть с женщиной постарше. С той, кто знает, что делать.

Нанами ей подмигнула. Дзюри поперхнулась и подняла руки.

— Знать не знаю, о чём ты.

Ее тело не знало тоже, и это тоскливое трепетное чувство выдавало лишь физический голод. Она не ела уже несколько часов. Это мог быть только голод.

— Ладно, неважно. Теперь мы вдвоём. Я могу заставить тебя помочь мне в этом разобраться. Мы уже кое-что выяснили. Вернулись мы туда же, где и исчезли... Можно выяснить, где пропали все остальные, и присмотреть за этими местами, так, на всякий случай.

— Именно. — Дзюри подумала обо всех, кого они бросили. — Мы сможем им помочь.

— Пф-ф. Пусть сами себе помогут. — Нанами закатила глаза. — Честно говоря, в большинство своем они обходились со мной по-свински. Самовлюблённые придурки. Не делай вид, что не замечала. Уверена, оттуда не сбежать, если не решишься бросить их всех на произвол судьбы.

— Ты имеешь в виду — если не готова жить дальше без них? — Дзюри не слишком понравилось, как Нанами это сформулировала.

— Можешь говорить красиво, но суть вот в чём: ты должна постоять за себя и заявить, что не будешь торчать рядом и терпеть их эгоистичные закидоны. Что можешь подождать, пока они не разберутся со своими проблемами, но не будешь жертвовать ради этого своей жизнью. Словом, они сдались. Они решили врать самим себе. — Нанами выпрямилась, и несколько прядей из её прически упали ей на плечи. — Ладно, мы отправляемся в путешествие, если ты не возражаешь. Есть одно местечко рядом с морем — жуть берёт, как подумаю, до чего оно мне знакомо.

— И что, по-твоему, мы будем там делать? – спросила Дзюри. Она накрыла низкий столик и начала подавать ужин на двух тарелках.

— Устроим раскопки, — сказала Нанами. – Доберёмся до самого нутра.

В поезде на Кансай она всё-таки дала объяснение.

— В Сакаи полно кофун в виде отверстия для ключа.

— Это к чему? Какие-то древние могильные курганы?

— Нет, ой, да ладно тебе! Ты никогда не смотрела вниз? С дуэльной арены? Ты никогда не видела с лестницы или из лифта, что далеко под тобой был лес, и прямоугольная тень, и что школа стояла на самом высоком месте? Что всё это… Вот!

Нанами схватила коробку сладостей, которую купила на станции, оторвала картонную крышку и начала рисовать на ней ручкой.

— Видишь? Вот лес рядом с дуэльной ареной. Вот земли вокруг него. Вот школьные здания, вот внешние стены. Вот склон, который доходит до самой дороги снаружи. Вот ворота.

Она вытащила телефон и пару раз провела большим пальцем по экрану. Положила его рядом со своим наброском и сказала:

— А вот кофун в виде замочной скважины.

Дзюри нахмурилась.

— Быть может, — сказала она.

— Сначала посмотрим на Дайсэн. Это гробница Нинтоку.

— Императора Нинтоку?

Нанами рассыпалась в бурных похвалах.

— Ах ты моя умница, слушала на уроке истории, надо же!

— Для меня это было три дня назад, — мрачно сказала Дзюри. Ей делалось неуютно, когда Нанами принималась вот так угождать другим. Она этому не верила. Любой мог так широко улыбнуться и заговорить таким нежным голосом.

— Ну а я засыпала, учитель был такой зануда. Вот почему я люблю свою мобилку. Она, как хорошая девочка, отвечает на все мои вопросы. Открывает двери, платит по счетам… Лапочка моя.

— Я не девочка, между прочим, — сказала Дзюри. — Я старше тебя.

— Ох, да веди ты себя как взрослая, старая ты кошёлка, и я буду обращаться с тобой как со взрослой. О! — Нанами схватила свой телефон и пару мгновений потыкала в экран. — Ну вот. Значит, этот тип…

— Император Нинтоку, — подсказала Дзюри.

— Ну да, он самый. Он насадил поля терний.

По спине Дзюри пробежала дрожь.

В поезде, на который они пересели на станции Осака, было больше пассажиров, и ехал он медленнее. Море становилось всё ближе, и когда они шли пешком к парку Дайсэн, мир вокруг — Нанами была права — казался знакомым. Дома были другими, и воздух пах иначе, но изгибы дороги и линия горизонта, то и дело открывавшаяся перед ними, заставляла мурашки бежать по коже.

— Ты ведь не предлагаешь нам всерьёз осквернить национальный религиозный памятник, правда?

Нанами пожала плечами:

— Ну, дома это казалось как-то проще. А здесь так много туристов. И это как-то... некрасиво. Что, если мы ошибаемся? Что, если мы просто уничтожим культурное наследие?

Дзюри кивнула:

— Да, риск есть.

Она не сказала — и Нанами промолчала тоже: что, если они правы, и они снова окажутся в школе?

— В любом случае, стоит проверить. Я потратила на билеты сюда кучу денег.

Нанами ушла вперед, предоставив Дзюри догонять ее.

— Подожди! Ты не сказала ничего про гостиницу! — Дзюри снова чувствовала свои ноги, и ей не составило труда шагать быстрее. Она с лёгкостью догнала Нанами и, повернувшись к ней, скрестила руки на груди. — Скажи, что нам есть где сегодня переночевать.

— Ну, вроде того. Есть... — Нанами пожала плечами. — В общем, есть дом. Мой старый дом, пустой. Я не хотела бронировать гостиницу, но я, честно говоря, не хочу туда идти. Вот вообще не хочу.

Здание возвышалось над ними — три этажа, рвы вокруг; не самое дружелюбное место в мире.

— Туда можно зайти?

— Разумеется, нельзя, — ядовито сказала Дзюри. — Это исторический памятник, доступ к нему запрещён. А казалось бы, из твоего телефона можно было об этом узнать!

— Злая ты. — Нанами надула губы. Она упёрлась руками в бока и, прищурившись, посмотрела сквозь решётку ворот. — Можно угнать вертолёт и спуститься внутрь — в стиле «Миссия невыполнима».

— А ещё, — сказала Дзюри, чувствуя подступающую головную боль, — можно утопиться во рву и полностью исчезнуть.

— Мда. Твоя взяла. Давай уберемся подальше от этого ужасного места. Можем спуститься к пляжу!

— Нанами, здесь порт. Нет тут пляжа, уверяю тебя. А если есть, то такой, что нам туда не надо.

Нанами обернулась, уставившись прямо на Дзюри. Её глаза расширились в страхе.

— Если честно, я успела забыть, где мы. Ладно. Нам всё равно следует отсюда убраться. Просто.... просто позволь мне...

Нанами подошла ближе к воротам, опустив голову. Она прикусила губу, сложила руки перед грудью и зашептала — тоном, какого можно было бы ожидать от благочестивого верующего:

— Брат, Тога, если ты там. Даже не думай выбираться оттуда, пока не отрастишь хребет. Я серьёзно! Не ломай больше других людей, чтобы казаться выше. Просто научись стоять прямо. Твоя спина скажет тебе спасибо.

Дзюри подняла бровь.

— Готово, — радостно отрапортовала Нанами. Она отряхнула ладони и поднырнула рукой под руку Дзюри. — А теперь нахрен выметаемся отсюда.

Они пообедали на вокзале, среди шума толпы. Так легче было избегать мыслей или разговоров между собой. Позже — поскольку было что-то в еде, отчего любая печаль начинала ощущаться иначе — они немного прогулялись вокруг.

— Ну, в общем, так. Мы могли бы найти, где здесь остановиться, а могли бы поехать куда-нибудь ещё. Я ещё ни разу не ездила поездом дальнего следования. У нас там наверняка будет, где поспать.

— Определённо, — сказала Дзюри. У неё не было ни планов, ни направления. Ни даже денег. Всё, в конечном счёте, зависело от Нанами. — Мне вообще легко угодить.

— О-хо-хо! Вот оно как? Должна сказать тебе: я падка на высоких, галантных женщин. Думаю, всё дело в комплексах. Если ты оставишь всё на меня, то я увезу тебя в романтическое путешествие.

Дзюри фыркнула.

— Ну если ты так говоришь...

Улыбка Нанами исчезла.

— Ты думаешь, я шучу? Я увезу тебя! Я всерьёз это говорю, понимаешь? Вот умеешь же ты разбить девушке сердце.

— Я — и разбиваю тебе сердце? Тебе, без сомнения, неуютно думать, как ты соблазняешь меня — я для тебя ребенок.

Нанами стукнула её по руке кулачком.

— Идиотка. Я тебя поддразнивала, глупая. Конечно, ты не ребёнок! Посмотри на себя. Как думаешь, тебе вообще удалось бы оттуда выбраться, будь ты всё той же наивной маленькой девочкой? Ты выросла, и у тебя достаточно разума — теперь-то, — чтобы встретиться с миром лицом к лицу.

— Ох, — произнесла Дзюри. Она подумала, что они обе дразнили одна другую. Иногда ей становилось тяжело понимать Нанами. И она последовала за ней в молчании.

Нанами бурно жестикулировала.

— Серьёзно. Ты явно ещё не отошла от своих испытаний. Я дам тебе время. Я не собираюсь насмехаться над тобой или чего-то вроде. Я не такая вот грубиянка. Я могу быть утончённой женщиной, если приложу к этому голову. У меня где-то там есть сумочка от Шанель и всё такое.

На улице рядом с ними взревел двигатель автомобиля, заставив Дзюри подпрыгнуть. Прокачанный спортивный автомобиль старой модели и дешёвой покраски, под завязку набитый молодыми парнями, медленно и шумно проехал мимо них.

— Тьфу, детки. Надо быть по-настоящему инфантильными, чтобы думать, будто такое вот катание на машине — это сексуально. Вот честно.

— Ага, — сказала Дзюри, чувствуя себя так, словно мир приподнялся, развернулся на сорок пять градусов к северу и снова опустился на место. Всё имело другой смысл, всё обозначало нечто иное. — Держу пари, они только что получили права.

— О, точно, надо добыть их для тебя! В смысле, права. Я не могу позволить себе автомобиль, и покупка это всё равно очень дорогая, но права и впрямь иногда могут пригодиться. По работе мне как-то приходилось водить арендованный бус.

Нанами ныряла в толпу и выныривала, а Дзюри просто следовала за ней. Если бы она ничего не делала, то отстала бы. Она отставала с тех самых пор, как вылезла из того пруда, и отчаянно старалась наверстать упущенное. И больше отставать она не собиралась. Она была достаточно взрослой, чтобы водить машину — и не только для этого. Она с самого начала была готова к этому новому миру, ей просто требовалось немного времени, чтобы это осознать. За три шага она поравнялась с Нанами. Опустила взгляд — и обняла её за плечи одной рукой. В этом объятии были сотни тысяч крохотных точек соприкосновения — от волосков, щекочущих кожу, до складок и неровностей на их одежде. Дзюри наклонилась, чуточку подавшись вперед, и легонько поцеловала Нанами в щёку.

— Я не против, чтобы меня соблазнила уверенная и опытная женщина постарше, — шепнула Дзюри ей на ухо.

Когда она отстранилась обратно, Нанами была красной, как рак, и заикалась.

— Я... я... ясно, да. Конечно! Ха-ха, конечно, само собой. Ты это сказала, правда? Хи-хи.

— Ты в порядке?

Нанами замахала рукой и отвернулась, скрывая, в каком состоянии её лицо.

— Ты просто выглядела в тот момент очень круто.

Нанами шла впереди, но на cей раз Дзюри позволила ей это. Дзюри держала ровный темп, наблюдая как Нанами пробирается сквозь толпу. Ярко-золотые волосы и надменная пружинистость шага Нанами не оставляли никакого шанса упустить её из виду. Все ощущения тревоги и неуверенности рассосались в груди и животе у Дзюри под воздействием этого буксира. Она не могла стереть с лица самодовольную улыбку. Ей не нужно было знать, куда она идёт, потому что она знала, кто был рядом с ней.

Они нашли сетевой отель. Ничего особенного, ни большой, ни маленький. Кровать, крохотный отдельный душ и кодовый замок на двери. Нанами с Дзюри рухнули на кровать, включили телевизор и расслабились.

— Вечно этот Ван-Пис, — пожаловалась Нанами. — В любом отеле, в каждую мою поездку. Какое бы ни было время суток, всегда попадаешь на него. Новые серии или старые. Уму непостижимо.

— Ты много путешествуешь?

Нанами перевернулась на бок и дернула плечом. — Немного. Пытаюсь во всем этом разобраться. Оно задевает меня за живое. Ну то есть, оно было реально или нет? Мне было нужно знать. Это сводило меня с ума.

Дзюри повернула голову, взглянув в глаза Нанами. — Ты используешь в этих целях деньги родителей? Вряд ли ты получаешь достаточно на своей работе.

Нанами вздохнула. — Ага, использую. Я придумала этому оправдание. Если эти деньги помогут мне попасть туда, где могут быть мои родители, всё выглядит иначе. Я ведь не трачу их на поход в салон красоты.

— Конечно. Ты хорошая дочь, раз переживаешь о родителях.

— Ха! Как бы не так, — Нанами высунула язык. — Я просто хочу свою законную долю, не испытывая при этом вины или тревоги. Если бы родители вдруг вернулись, кто знает, с какими исками мне бы пришлось столкнуться.

Дзюри пробежалась пальцами по щеке Нанами. Морщинки и изъяны, маленькие мягкие волоски. Недолговечное и прекрасное лицо. — Тебе стало лучше? Теперь, когда у тебя есть доказательство моего существования? Намёк на то, как все они могли бы вернуться, если вообще вернутся когда-нибудь?

Нанами закусила губу, резко втянув в себя воздух, и задрожала от прикосновения Дзюри. — Не уверена. Я думаю, что это больше не имеет такого значения. Я сказала себе, что должна быть готова уйти оттуда. Я была готова принять этот риск, и если они когда-нибудь тоже будут готовы, они вернутся. Нет смысла беспокоиться об этом.

— Думаешь, мы умерли? — Дзюри прижала пальцы к жилке пульса на шее Нанами, вдыхая запахи человеческой жизни. Спёртое дыхание Нанами, запах пота, кожи и копоти из городской атмосферы.

— Думаю, это неважно, — выдохнула Нанами. — Ты уверена, что готова? Дзюри, прошло всего несколько дней с тех пор как ты…

Дзюри наклонилась и поцеловала Нанами в губы. Они оказались мягкими, сладкими на вкус, и дыхание Нанами участилось, вырвав отчаянный, чувственный всхлип из глубины горла. Будто в полусне, медленно, Нанами раскрыла рот и ответила на поцелуй.

Четыре локтя оказалось слишком много для интимной обстановки. Руки и ноги неуклюже двигались, одежда скользила по коже. Было слишком сложно сосредоточиться или осознать. Дзюри пришлось целовать и ловить ртом воздух, сжимать и удерживать. Каждая секунда была потрачена впустую. Каждое мгновение выпало из памяти, замененное идеальным ощущением: языка, сплетённого с её собственным, грудей, вжимающихся в её плечи, пальцев, впивающихся в кожу головы и спину.

Это ощущение сразу же испарялось, ускользая от них. Дзюри удерживала его так крепко, как только возможно, обхватив ногами талию Нанами, и знала, что это не может продолжаться вечно. Она должна была продолжать стремиться к этому, отыскать и заново открыть для себя это мимолётное и преходящее совершенство. Его нужно было растянуть на всю оставшуюся жизнь.

Сердце Дзюри затрепетало; закрыв глаза, она внезапно ощутила прикосновение губ к своей шее.

— О, ты такая неопытная в этом деле. Такая милая, захваченная врасплох и такая, такая сладкая, — прошептала Нанами, касаясь губами кожи Дзюри. Затем Нанами обнажила зубки и медленно, осторожно, но сильно, укусила Дзюри за шею. Потянула кожу, создавая быстро возникающую вкусную напряжённость.

— А-а-ах... — всё, что Дзюри смогла произнести в ответ.

— О моя прекрасная дама, я собираюсь тебя трахнуть. Ты ходить не сможешь.

Дзюри действительно хотела что-то сделать или хотя бы сказать что-нибудь, но Нанами была слишком быстрой. Она поместила колено между бёдер Дзюри и одарила дразнящим поцелуем её солнечное сплетение, слегка пробежавшись по груди. Дзюри потянулась, ловя ртом воздух, и когда Нанами присела на корточки между её коленями, приподнялась на локтях.

Нанами ухмыльнулась и посмотрела вниз на то, что Дзюри не могла видеть из такого положения, а только чувствовать, как там набухает и увлажняется. Дзюри не думала, что когда-либо видела лучшее выражение лица, чем сейчас у Нанами. Такую смесь эгоизма, высокомерия и садистского великодушия. Желания. Расслабляющего ощущения доверия и близости, чего Дзюри не испытывала никогда.

Пальцы Нанами раскрыли её, пропуская воздух. — О, вы только гляньте на эту драгоценность, открытую и приготовленную для меня.

Дзюри нервно рассмеялась, заливаясь краской, и легла на спину, закрыв предплечьем глаза. — Прекращай вести себя как идиотка и займись э-этим!

Нанами наклонилась вперёд. Она лизнула языком, как раз в нужном месте, и мир исчез во вспышке света.

Утром Дзюри ткнула Нанами пальцем в бок.

— Чего-о-о? Ты что, не видишь, я всю ночь не спала? Оставь меня в покое.

— Ты назвала меня дамой. Во время секса. Надеюсь, у тебя нет романтических иллюзий на мой счет.

Нанами вздохнула.

— Есть, конечно. Ты благородна, восхитительна, великолепна, и в школе вокруг тебя витала аура этакой жертвенной покорности. Ты выше меня, и тебе не занимать утончённости. Я пойду за тобой на край света, моя дама. Теперь тебе от меня не избавиться.

Дзюри приподняла бровь и взглянула на Нанами, которая улыбалась, стараясь не рассмеяться, и обнимала себя за талию. От пота их кожа стала липкой и припухла.

— Ты ни капли не изменилась. Ты всё еще самая глупенькая, эгоистичная идеалистка, с какой мне только доводилось встречаться.

Нанами легко поцеловала ее в кончик носа.

— Ясно, а ты-то сама? Полна романтики? Ни разу.

Дзюри подняла взгляда на потолок и прислушалась к шуму города, просыпавшегося вокруг них.

— Я не могу себе это позволить, не сейчас.

Она закрыла глаза. Она надеялась, что ошибается, и знала, что права.

— Ты не просто так оказалась там в тот день. Ты кого-то ждала. Не меня.

Нанами задержала дыхание и замерла рядом с ней.

— Наверное, этот пруд был глубже? А может, это была река, и ее закопали. Неважно. Теперь я лучше помню. Тот мальчик, что нырнул за моей сестрой. В воде его волосы блестели, как бронза. Это был Тога, верно?

Нанами перекатилась на спину, ее руки безвольно опали по бокам.

— Верно. И сначала я ждала там только его. Но как-то раз появилась твоя семья. Я ещё была в старших классах, они хотели знать, встречалась ли я с тобой.

— Что ты им сказала?

Нанами дёрнулась.

— Правду. Ну, только то, что я искала своего брата. Они сложили два и два. Угостили меня ужином, столько о тебе рассказали. Много плакали. Я много плакала. Твоя сестра винит себя.

У Дзюри закрутило в животе. Она не хотела этого слышать, не могла. Ей была ненавистна сама мысль о том, чтобы позвонить им, услышать их голоса. Кто бы поверил, что их дочь вернулась домой после стольких лет? Они будут подозревать. Они её не узнают. Вот оно, это запечатанное яичко, непрочное, укрытое в ее сердце. Должно быть, это хрупкая шкатулка, сложенная из бумаги. Она хранила там все свои страхи. Она не могла выпустить их наружу.

— Я не хочу этого слышать, — сказала она. Она выбралась из постели, чистила зубы до тех пор, пока десны не начали кровоточить, и так скребла себя в душе, что ее кожа порозовела. Она уселась в кресле лицом к телевизору, не глядя на него, и не обращала внимания на Нанами.

— Ого, кто-то в плохом настроении. Ты же понимаешь: раз ты решила жить в этом мире, со всеми его нарушенными обещаниями, тебе не раз придется делать трудный выбор. Ты не можешь выбирать, какую ложь скормить самой себе. Не можешь, раз уж открыла глаза.

Нанами открыла дверь ванной и включила там фен. Крикнула через плечо:

— Можешь делать вид, что не слышишь меня, но ты ведь знаешь, что нельзя найти идеальную, вечную любовь или прожить жизнь в полной неприкосновенности. Можешь врать мне сколько хочешь, просто… Ох, не знаю. — Нанами вздохнула, и когда она заговорила вновь, то казалась намного старше, чем на самом деле. — Не обманывай себя. Не возвращайся туда. Оставь меня здесь одну, если ты меня не выносишь, просто останься где-нибудь в этом мире.

Она казалась сломленной и побеждённой. Словно она всё потеряла. Дверь захлопнулась за ней, и, на краткое мгновение забыв о гордости, Дзюри повернулась и представила, как открывает эту дверь настежь. В своем воображении она давала обещания, которые успокаивали. Или ссорилась с Нанами, требуя объяснений. Была ли она разочарована, когда увидела, как Дзюри поднимается из воды? Ждала бы она Тогу и дальше? Если бы Дзюри отправилась на встречу с семьей, была бы Нанами с ней?

Мгновение прошло, и Дзюри пришлось перестать лгать самой себе. Она не имела права на такую жестокую ревность, она уже научилась без этого жить. Ей незачем было давать вечные обещания в мире, где не было ничего надежного или постоянного. Она взглянула на собственные руки, лежавшие на коленях. Она поднялась и смотрела широко открытыми, побаливавшими глазами на копии нарисованных пейзажей, висевших в дешёвых рамках на стене. Она вдыхала, и выдыхала, и чувствовала, будто вокруг синтетические простыни, и время выписки в десять часов, и тележки уборщиц в коридорах.

Она слышала, как в ванной с тела Нанами стекает вода, всплескивая и разбрызгиваясь. Всё всегда возвращалось к воде. При мысли об этом Дзюри пробила дрожь, и она съёжилась в своих тёплых сухих носках.

— Ах-х, так-то лучше! — Нанами со вздохом распахнула дверь ванной и потёрла волосы полотенцем. Она бросила взгляд на Дзюри и направилась к их сумкам. — Я и забыла, ты у нас типаж задумчивой страдалицы, — пробормотала она себе под нос. Она начала складывать одежду и проверять, на месте ли важные вещи. Телефон, кошелек, билеты, ключи. Туфли.

— Неправда, — по-детски ответила Дзюри. Она сама упаковала собственные вещи («обойдусь и без помощи») и встала дожидаться у двери, поджав губы и выпрямив спину. Пятки вместе, почти что исходное положение перед боем. — Сегодня мы остаёмся здесь?

— Ночевать не будем, — сказала Нанами. — Но я кое-что хочу тебе показать.

Дом Нанами был таким же, как и всегда, но меньше. Этажи будто съёжились, и краска на стенах, при всей покрывавшей ее пыли, была более скучного кремового оттенка, чем помнилось Дзюри. Мебель была накрыта тканью, и за шторами лежали экскременты насекомых, которые часто появляются в заброшенных домах. Всё выглядело совершенно нормальным, но из-за солнечного света, проглядывавшего сквозь невымытые стеклянные окна, и пыли, которая поднималась под их ногами, казалось, будто они тонут, плывут. Нанами шумно сглотнула, схватила Дзюри за руку и протащила ее сквозь прихожую к черному ходу.

Со ржавым скрипом французские двери открылись в заросший и некошеный сад. Луковичные растения оккупировали часть посыпанной гравием дорожки, и розовые кусты переросли через решетки, нависнув над бетонной скамейкой. Нанами не отпускала. Она вела Дзюри — над, под, вокруг, порой слегка теряясь, но всегда помня о месте назначения. Они добрались до изгороди, до дальних ворот, а затем — до набережной, которая вела вниз, к коллектору ливневых вод. На востоке был мост, по которому ехали машины, и телефонные провода растягивались между домами. По мере того, как утро входило в силу, машины ехали медленнее, а шум становился громче.

— Это было здесь, — сказала Нанами. – Я вернулась и вспомнила, как утопила котенка. Мне было жаль, когда я вспомнила, что сделала на самом деле. Когда я училась в академии, то думала, что сбежала и бросила его. Самовлюбленная, виноватая, злая. Труднее было принять то, что на самом деле я прыгнула за ним, чем то, что я вернулась и что вообще была где-то ещё.

Дзюри встала на колени и сорвала длинный стебель сухой травы, покрутила его между пальцами.

— Почему? Я всегда думала, что кто-то другой спас мою сестру. Но мне было нетрудно принять правду.

— Нет, — сказала Нанами. — Ты не понимаешь. Это было частью меня. Я думала, что в тот день поняла, какая я испорченная и злая. Я усвоила урок. Вот куда я зашла, вот как далеко я могла зайти. Вот где был мой моральный предел, вот где его не было. Вот за что меня могли наказать, вот что могло сойти мне с рук. В тот миг оказалось, что всё это была ложь.

— Это не было ложью, это произошло с тобой.

— Не произошло. Я ушла, я утонула, я сделала правильный выбор, а потом в этом маленьком замкнутом мирке я медленно затвердела и закоченела внутри. Я внушила себе, что я злая. Я была так уверена, что ничто меня не сдерживает. Это сделало меня той, кем я была, к добру или к худу. Если бы я не сделала тот выбор, не спасла бы котенка, я была бы одним человеком. Если бы сделала — другим.

Дзюри поёжилась.

— Я не могу представить, что ты чувствуешь. Что ты чувствовала.

— Дом был пуст, а я вспоминала, как пыталась спасти котенка. Он все равно погиб. Неужели таким извращённым способом кто-то пытался сказать мне, что это не имело смысла? Что намерение значит меньше, чем поступок, или что всё напрасно?

Дзюри ничего не могла сказать. Она щёлкнула пальцами, сбросив стебель травы в воду, и встала рядом с Нанами, наблюдая за ним. В последнее время здесь не шли дожди. Вода была низкой, медленной, тихой. Она текла намного ниже мокрых пятен на бетоне.

— Это ничего не значит, это бессмысленно. — Нанами сложила руки на груди. — Ну вот, я показала тебе, что хотела. Можем теперь идти.

На обратной дороге они закрыли дом, не обращая внимания на тени в углах и собственные отражения в окнах. Замкнули двери, заперли ворота и шли дальше, пока не сели в поезд и не направились к центральной станции.

Особо не разговаривая друг с другом, они купили кофе из автомата, заплатили за билеты и присели в ожидании поезда домой.

— Если бы я нырнула первой, он бы не погиб, — сказала Дзюри. — Может быть. Я весь день об этом думаю. Не знаю, как ты выносишь мое присутствие. Я позвоню родителям, оставлю тебя в покое.

— Ох, да успокойся ты, — сказала Нанами и выбросила свою банку. — Он утонул, потому что не умел плавать, как и ты. Твоя сестра не умела плавать и как-то выжила. Все винят себя, потому что думают, будто очень важны. Но это не так, поверь мне.

— А, — сказала Дзюри. В последнее время она часто так говорила. Приятно было знать, что о ней думают, хотя лучше от этого не делалось.

— Да ладно тебе. — Нанами коснулась ее плеча, и они подошли к краю платформы. Пора было ехать.

Она взглянула на Дзюри. Раз, другой. Три, четыре раза.

— Перестань, — сказала Дзюри.

— Ты балда. Страшная дурында. Ты важна для меня. Ты просто не важна в плане причинно-следственных связей. Любой человек — случайный элемент в жизни любого человека. Ты никого не убила. А если и убила, это была случайность.

— «Ты никого не убила», — подчеркнуто повторила Дзюри.

— Ладно, ладно, проехали, — сказала Нанами. Но когда они сели рядом, она крепко сжала руку Дзюри. Ночью она втолкнула Дзюри в свою спальню и швырнула ей в лицо свободную подушку. Видимо, это не обсуждалась. Дзюри разложила простыни и провела большую часть ночи, снимая щекотные волосы со своего носа.

Утром Дзюри положила свой ключ в карман куртки и отправилась на прогулку. Она стояла на краю пруда, глядя вниз, на собственное отражение. В уголках глаз собрались морщины, и без завивки ее волосы были прямее, чем у Нанами. Ветер поймал эти пряди и поднёс их, вновь уронил. Она засунула руки поглубже в карманы и наблюдала за водой.

— Если слишком задержишься… — сказала она, не зная точно, с кем говорит. С одним из них, с некоторыми из них. — Тебе будет ещё тяжелее, чем мне. Соберись. Я знаю, ты можешь.

Через какое-то время она села на землю, скрестив ноги. Она наблюдала за солнцем, за светом, который превращал водную поверхность в зеркало, в бездну, в сотни тысяч иных форм и цветов, непохожих на мутноватый пруд в общественном парке.

Когда она вернулась домой, Нанами сидела за низким столиком, вытянув ноги на полу. Она с чем-то играла и разговаривала по телефону.

— Эй! — позвала она, обернувшись и протянув Дзюри трубку. — Это тебя. Потом можешь меня отругать, но сначала поздоровайся с родителями.

Чувствуя, как что-то переполняет её, Дзюри протянула руку.

— Алло?

У нее подкосились ноги. Она села рядом с Нанами и в тишине помех, которые были ей ответом, наблюдала за тем, как Нанами подбирает сложенную ею бумажную шкатулку и сбрасывает со стола.

Со звоном и шумом неуклюжего приземления котенок прыгнул, напав на шкатулку. Видавшая лучшие дни, она смялась и развалилась на части. Нанами рассмеялась и пошевелила пальцами ног для котенка. Она положила руку на бедро Дзюри, чтобы не потерять равновесие, и наклонилась за чем-то ещё — подразнить котенка. Казалось, будто она удерживает Дзюри на земле.

В её ухе, доносясь из телефона, голос матери звучал как слабое дребезжание.

— Дзюри?

Опасности, поджидавшие ее после выхода в мир, хождения по яичным скорлупкам — всё это не слишком пугало, когда она держала маленькую руку Нанами.

Автор: kurushi, переводчики: Альре Сноу, Atanvarnie, Dara-chan, Kuma Lisa

• Главная
• Фантворчество
• Фанфики
• Переводы
• Водостойкое тысячелетнее яйцо